— Тогда я говорю ему, — дошел до нее голос Тимохи, — что так дело не пойдет.
— Какое дело? — не поняла она.
— Да Михееву говорю. Ты что, не слушаешь?
— Слушаю…
— Оно и видно… Устала ты со мной. Уж не приходила бы, что ли.
— Я обязана, — повторила Лена Вожаева.
…Еще один день прошел. Боли в боку почти не стало, и Тимоха затосковал, начал проситься на выписку. Врач сказал, что рано еще, лежать надо.
А Лена не пришла. То ли его совета послушалась, то ли случилось что…
От нечего делать он читал растрепанные больничные журналы, пахнущие лекарствами, а больше глядел в потолок и дремал.
Вот так задремал и не заметил, как в палате оказался еще один посетитель. Мариха-токариха. То есть токарь Калашникова из их цеха.
— Здорово, курносая! — сказал он. — Михеев придал?
— Нет, я сама, — ответила она и покраснела.
— Зачем?
— Так просто… Я ведь в отгуле была эти дни. Нынче прихожу, а мне рассказывают… Ох, как я перепугалась!
— Даже сознание теряла? — Тимоха сразу настроился на обычный снисходительно-шутливый тон разговора с курносой токарихой.
В белом больничном халате она показалась Тимохе почти незнакомой. Не такой, как в цехе, у станка. Он пялит глаза на токариху и видит, что она все еще в испуге. «Странный народ эти девки», — заключил Тимоха и стал ждать, что еще скажет она.
— Я тут гостинцев принесла. Овсяное печенье и молочные ириски. Ты же их любишь, Тим?
— Откуда знаешь? — удивился он.
— Знаю, — она опять покраснела. — В столовой подглядывала.
— Молодец! — похвалил Тимоха. — И дальше подглядывай. Тогда откроются тебе все подробности жития наладчика станков Тимофея Кондашина. Только объясни цель изучения моих привычек. Да не красней ты!
Боль, скопившая силу за день, прорвалась неожиданно, остановив его на полуслове. Тимоха закатил глаза, заметался на кровати, стиснул зубы, чтобы не стонать. Но все равно застонал — громко и протяжно.
«Он же умирает!» — всполошилась токариха и кинулась искать медсестру.
— Ему же сказано было: лежать! А он извертелся весь, в курилку уже бегает! — ворчала сестра. Одним ловким движением она свернула головку ампулы с лекарством, наполнила шприц.
Сколько времени продолжалось забытье, Тимоха не заметил.
— Родненький, миленький, — услышал он, очнувшись, плачущий голос токарихи.
Ему не хотелось открывать глаза. Ему хотелось, чтобы это продолжалось долго-долго…
Владимир Черноземцев
СТИХИ
БЛОКУ
* * *