Госпожа Субирон поднялась с кресла и, сжимая в руках зонтик, направилась к Мартену. Увидев грозное выражение ее лица, он невольно попятился к столу.
— Как пень, как пень! — крикнула супруга начальника канцелярии. — Не желаете быть пнем, так и не будьте им, ради бога! Но господина Субирона оставьте в покое. Вы не смеете ввергать его в пучину разврата, не смеете! Если вы готовы, как вы изволили выразиться, приблизить минуту соединения, так пусть это будет законное соединение супругов, всю жизнь живущих в полном согласии! Здесь есть о чем писать, и это будет честный роман, а не грязная писанина! У меня тоже бывают различные душевные состояния со всеми вытекающими последствиями… Но господину Субирону не приходилось на это жаловаться. Так в чем же смысл этих ваших россказней?
С этими словами она протянула руку к листам рукописи, лежавшим в беспорядке на столе, и, преодолевая сопротивление автора, комкала их и сбрасывала на пол концом зонтика, которым она в то же время сбоку, как шпагой, теснила противника. Наконец, разбитая после бурной вспышки гнева и терзаясь мыслью, что Мартен будет ей мстить, она опустилась в кресло и разрыдалась.
Взволнованный этой горестной картиной, Мартен пытался защититься от угрызений совести. Но хоть он и говорил себе, что в конце концов тяжкое испытание, выпавшее на долю госпожи Субирон, не катастрофа, поскольку муж — а это было самое главное — остался в лоне семьи, кошки скребли у него на сердце и он не мог отделаться от мысли, что, если бы осложнения после пневмонии унесли в свой срок начальника канцелярии в мир иной, его вдова жила бы безмятежной жизнью, получая пенсию от государства и упиваясь воспоминаниями о своем образцовом супруге. А теперь было слишком поздно отправлять его на тот свет.
Осушив слезы, госпожа Субирон устремила на него взгляд, исполненный мольбы.
— О великий мастер! — воскликнула она, горя желанием польстить Мартену. — Вы видите наше горе… Будьте великодушны, сжальтесь над нами… Подумайте, в какую бездну позора ввергнет подобная страсть уважаемое всеми семейство. Мой муж — кавалер ордена Почетного легиона, его всегда ценили начальники… Подумайте и о моей бедной матушке, которая всю жизнь отличалась безупречным поведением. В нашем доме дорожили и дорожат религиозными чувствами. Я напоминаю вам об этом, хоть вы более, чем кто-либо, обо всем осведомлены, но я знаю, что, как все писатели, вы не жалуете церковь.
Мартен слушал ее, опустив голову. Ему было явно не по себе.
— Господин Мартен, при вашем редкостном таланте вы можете написать хорошую книгу и без всех этих гадостей.
— Весьма возможно, — сказал Мартен, — но моя ответственность за все, что происходит в этой истории, вовсе не столь велика, как вам кажется. Всякий порядочный романист подобен господу богу: власть его ограничена. Его персонажи пользуются свободой, и, когда они несчастны, ему остается только сострадать им и сожалеть, что их молитвы не приносят избавления. Творцу только дано право даровать им жизнь или обрекать их на смерть, а в сфере случайного, где силы рока порой предоставляют ему некоторую свободу действий, он может хоть немного облегчать их участь. Нам еще менее, чем богу, дозволено менять свои замыслы. Все предрешено уже на старте. Не пытайтесь гнаться за стрелой, после того как она вылетела из лука.
— Но не станете же вы меня уверять, что перо ваше движется само по себе.
— Нет. И все-таки я не могу заставить его писать все, что хочу… И ваш муж, например, в докладной записке на имя министра тоже не может писать все, что ему заблагорассудится… У меня вряд ли намного больше свободы выбора, уверяю вас…
Госпожа Субирон не желала верить в то, что его власть имеет какие-то пределы. Ему ничего не стоит, сказала она, взять в руки перо и начать писать под ее диктовку. Но, так как писатель в ответ только уныло пожал плечами, она закончила свою речь вопросом:
— Итак, вы ничего не хотите сделать для меня?
— Хочу, — ответил Мартен. — Я горю желанием сделать для вас все, что в моих силах.
— Правда?
— Правда… Но что я должен предоставить вам, по вашему мнению? Может быть, путешествие за границу в сопровождении сына? Расстояние притупит боль от измены супруга в случае, если…
— Уехать, чтобы полностью развязать ему руки, не так ли? Иными словами, стать его сообщницей?
Какое-то мгновение Мартен внимательно разглядывал госпожу Субирон, как бы взвешивая возможности, которые судьба давала ему в руки, чтобы облегчить участь несчастной супруги.
— Быть может, любовника? — предложил он не очень убежденно. — Хотите любовника?