— Мужчина плохая эта! Уходить сразу! Поздно помогать твоя мама, сейчас уходить…
Мартин понял, что «поздно», должно быть, означает «потом», и пошел в гостиную.
Ли вернулся из ванной и с любопытством принялся осматривать комнату, но когда он вышел на кухню, мужчина вдруг забеспокоился.
— Что он там делает? — спросил он.
— Наверное, попить ему захотелось, — ответил Мартин.
Верзила закурил сигарету, а Мартин стал оглядываться вокруг. Комната мало изменилась с тех пор, как он покинул свой дом. Разве что появились цветной телевизор и новые большие колонки для стереопроигрывателя. А в остальном все как было. Рядом с балконной дверью стоит ящик с пустыми бутылками из-под пива, а на балконе — пустая клетка; канарейки в ней уже нет. Должно быть, и морская свинка тоже сдохла.
— А мама где?
— На работе, вернется только в четыре.
Верзилу раздражает присутствие мальчиков — это ясно. Ли сидит, смотрит, слушает их разговор. Глядит внимательно, настороженно. Мартин встал.
— В пять часов мы вернемся, — сказал он.
Ли сразу все понял, и они ушли.
Во дворе Ли показал Мартину связку ключей:
— Откуда ключи? Говори, Мартин!
— А от подвала нашего. Пойдем, покажу.
— Теперь нельзя, плохая мужчина стоит окошко! — Ли чуть заметно кивнул в сторону квартирного окна. На кухне, прячась за занавеской, стоял верзила — следил оттуда за мальчиками.
— Когда же я тебе покажу?
— Когда темно будет.
Они шли долго-долго. Потом сели на трамвай и доехали до площади Кристиансхавн. Тут они слезли и пошли к центру «Кристиáния». Может, хоть там удастся пристроиться где-нибудь. На улице Принсéссегаде они вошли в ворота «Кристиании». Там, как и всегда, царил полнейший хаос. Повсюду кишмя кишели замызганные ребятишки и большие лохматые собаки.
Лишь у редких собак были ошейники. Псы показались Мартину огромными — он их побаивался. А Ли вовсе их не боялся — он с любопытством оглядывался вокруг. Заметив подростков, которые усердно перетаскивали доски, спросил:
— Мать, отец? — и, дожидаясь ответа, уставился на Мартина.
— Что значит «мать, отец»?
Ли, кажется, даже чуть-чуть рассердился:
— Мать, отец есть у этих?
— Вроде бы у всех есть мать и отец.
Ли глубоко вздохнул:
— Я хочет сказать: мать, отец с ними здесь жить?
Мартин пожал плечами:
— Какие-то родители здесь живут, какие-то нет. Наверно, большинство этих ребят сбежало из дома.
— Сбежало? Как мы с тобой?
— Ну да.
Ли одобрительно кивнул, но тут же озабоченно насупил брови. Потом недовольно покачал головой:
— Плохой место.
— Это почему же?
Ли приставил к глазам ладонь, словно высматривая кого-то.
— Полиция нас искать… уже сейчас.
— Ну и что?
— Здесь сразу искать будет. Не так-так.
Он повернулся к Мартину. Было видно, что он напряженно размышляет, отчаянно ищет выхода. Ли ткнул себя в лоб:
— Ты думать быстро-быстро, все время думать, первый соображать, а не то…
Ли выразительно щелкнул пальцами.
— Здесь тоже как детский дом… Ты думать быстро, правильно думать, все время думать.
— Не понимаю, чего ты от меня хочешь.
— Ты всегда заходить дом и никогда не думать, как выходить. Нельзя дом заходить, если не знаешь, как выходить.
— Что ж ты мне прикажешь? Убегать из дома до того, как я туда войду?
Ли на миг призадумался:
— А что… может, и так. Ты первый должен сообразить, а не то за тебя полиция соображать будет…
Мартин задумался над словами Ли. Пытался осознать их истинный смысл и вроде бы понял, что тот хотел сказать.
Мимо них проехал на велосипеде коренастый мужчина с волосами, черными, как воронье крыло. Он весело бросил Ли несколько слов, а тот в ответ лишь улыбнулся.
— Что он сказал тебе? — спросил Мартин.
— Я не знать… он эскимоса… наверно, думал, я тоже…
Ли огляделся вокруг:
— Вода где?
— Ты опять пить захотел? А деньги еще есть у нас?
— Нет, пить не хотел… мыться хотел. Очень важно мыться. Полиция никогда не брать чистый дети…
Но в «Кристиании» мальчикам не удалось подобраться к колонке, и они пошли дальше. На улице Бýрмейстергаде они отыскали кондитерскую, где купили французскую булку и литр молока. Сидя на берегу канала, они по-братски разделили завтрак. Ли вынул сигарету и закурил.
По каналу плыл катер с туристами на борту. Мальчики услышали голос гида, который рассказывал пассажирам разные подробности про здешние старинные дома и объяснял, какую огромную историческую ценность представляет весь здешний квартал. Катерок, пыхтя, поплыл дальше, а туристы все щелкали и щелкали фотоаппаратами.
По Овенгаден медленно ползла полицейская патрульная машина. Мартин первым приметил ее.
— Слушай, Ли, может, полицейские нас ищут…
Ли бросил окурок в воду.
— Ты итти за мной!
Он не спеша поднялся и зашагал вдоль причала. Вереница автомашин, выстроившихся на стоянке, отгораживала их от проезжавшего мимо полицейского патруля. Патруль сбавил скорость, полицейские равнодушно оглядели мальчиков, и машина рванула вперед. На этом все и кончилось.
Мальчики перешли на тротуар и зашагали к площади Кристиансхавнс-торв. Ли разглядывал витрины. Интересные попадались редко: антикварные магазины чередовались с лавками, где продавались игрушечные корабли. Миновав улицу Бóдсмансстреде, мальчики вдруг увидели подвальную мастерскую. У самого окна сидел человек и трудился в поте лица своего. Это был гравер. Он работал над медным блюдом, с которого срезал тонкие полоски. А на блюде постепенно возникал конь с такой огромной гривой, что ясно было: это сказочный конь.
Ли просиял. Застыв у витрины, он то и дело восторженно показывал Мартину на гравера за окном.
Тот поднял голову, посмотрел на мальчиков и улыбнулся. Ли радостно улыбнулся в ответ.
— Мой отец тоже такое делать, золото, серебро, кость — все вырезать…
Гравер снял со стола медное блюдо и повернул его так, чтобы мальчики могли как следует его разглядеть. «Первый раз такую красоту вижу», — вдруг подумалось Мартину. На красноватом фоне меди сверкали белые штрихи рисунка. Ли знаками показал художнику, что ему очень нравится его работа. Художник снова улыбнулся, и мальчики тоже заулыбались в ответ, но им надо было спешить дальше, и они уже собрались уходить, когда в соседнем подъезде кто-то распахнул дверь и на тротуар вышла девушка. Мальчики этого даже не заметили, и Мартин был огорошен, когда его вдруг окликнули.
Он резко обернулся. За спиной девушки, окликнувшей его, медленно закрывалась дверь.
— Ты что здесь делаешь?
Ли заволновался, в его глазах, обращенных к другу, читался немой вопрос. Мартин сглотнул.
— Спокойно, Ли! Это моя сестренка. Гелла, привет!
А Гелла замерла, как живой вопросительный знак.
— Как ты сюда попал? Тебя отпустили, что ли?
— А мы просто сбежали. Надеюсь, не настучишь на нас?
— Ты что, спятил? Конечно, нет! Где вы живете-то? Неужто в «Кристиании»?
— Нигде мы пока не пристроились, а жить я хотел дома, да только…
— Не ходи домой, мать себе другого типа нашла…
— Видел я его. Что скажешь о нем?
— Скотина он, вот что! Мне ведь тоже пришлось из дома уйти.
— Так где же ты живешь?
— А здесь, у сестренки Мортена, ее Лизой зовут. Но здесь я не могу вас устроить, там и без того тесно.
Гелла нахмурила лоб — думала, думала…
— Куда же, черт возьми, мне вас деть?
Ли нервно дернул Мартина за рукав и осторожно показал ему на улицу.
— Опять полиция, быстро уходить надо…
Мартин тотчас же втащил его в подъезд дома номер сорок восемь. Ли принялся оглядывать двор: искал лазейку, через которую можно было бы смыться. И удовлетворенно кивнул.