Но все равно. Я ему явно понравилась. Достав зеркальце не удержалась и стала по частям (а как еще? в карету ростовое не запихнешь) рассматривать свое лицо. Угу. «Свет мой зеркальце скажи, да всю правду доложи… ». Не идеал и не красавица писанная… Х-хи, кем, кстати, писанная?! И чем? Ой, это я от старого разведчика нахваталась. Наставник по этикету и философии, услышав, точно лекцию-истерику закатил бы часа на полтора на тему: Как подобает мыслить и говорить воспитанным барышням. И все же без ложной скромности могу про себя сказать, что далеко не дурнушка. Лоб высокий и чистый, глаза серые с листочками зелени, ресницы длинные и пушистые, овал лица и линия подбородка вполне себе милы и очаровательны, губы, как говорят, чувственные, немножко припухлые.
— В тебе, Линда, есть один существенный недостаток, — говорил мне дядя. — Взгляд слишком умный. Женихи бояться будут. Всем нужны глупенькие красотки, а ум портит женскую красоту.
— А моя тетя разве не умница? — невинно спросила я.
— Т-шшшшшшшшшшшш! — дядя, даже зная, что жена далеко, все равно огляделся по сторонам и громко произнес. — Твоя тетка, моя жена, — единственная и неповторимая! Она совмещает ум и красоту!
— Так почему мне нельзя? Как тете? — невинно хлопая ресницами, спросила я.
— А потому, что такого как я, красавца и умницу, — подмигнул мне знаток женской красоты, — не боящегося умной жены, еще поиска-а-ать. Да вряд ли найдешь, — он комично приосанился, пытаясь держаться прямо и с достоинством. Это после третьей бутылки магорского крепленого, изничтоженной за обедом. — Такие женихи — большая редкость!
Вывернулся. А как он «не боится жены». я прекрасно знаю и не надо мне укроп в уши втирать.
Глядя в зеркальце я замечталась. Представила себе, что за спиной стоит тот самый виконт (да плевать, что глупый, зато красивый) и нежно обнимает меня. Левая его рука медленно и нежно гладит мой живот, правая, едва касаясь, тихонько сдвигает платье обнажая мое плечо. Губы целуют шею, поднимаются выше, захватывают мочку уха и язык начинает ласково теребить и щекотать его. А-а-х! Чувствую, как внизу живота появляется сладостная истома. А левая рука виконта, поглаживая и лаская, опускается все ниже и ниже и ниже… В то же время правая рука будто невзначай скользит к груди и начинает со сдержанной страстью тискать и мять ее. Совсем не больно, а… восхитительно желанно. По спине пробежал холодок желания и страсти. Я застонала и… почему-то в зеркале увидела образ отнюдь не виконта, а… нового слуги и отчетливо поняла: а ну его этого виконта! Кого я обманываю? На самом деле мне хочется, чтобы руки этого паршивца так вольно и так ласково до страстной дрожи скользили по моему… да-да-да… обнаженному телу. Чтобы его (!) губы и его (!) язык ласково теребил мочку уха… и не только ее. До боли. До содроганий хотелось…
Стоп!! Сто-о-о-оп, Линда! Еще немного и ты выпрыгнешь из кареты, схватишь Мартина за рукав и потащишь в ближайшие кусты… кх-гм… справлять естественную надобность… Ну ту, что возникает иногда между мужчиной и женщиной. А что, неестественная? И не надобность? Как же не надобность, когда можно известись, а то, говорят, и разумом подвинуться, не справив ее? О чем речь представляю себе более-менее хорошо. Трактаты читала… картинки рассматривала. Правда, как оно будет в реальности не знаю, но если столько народу с удовольствием этим (!) занимаются, то, вероятно, занятие отнюдь не противное.
Приступ ярости на саму себя позволил в очередной раз справиться с собой. Нельзя! Мне! Нельзя! Мужчинам можно. Вон брату со служанками «тренироваться» ничуть не возбраняется. А женщинам ни-ни! Никоим разом! Спать со слуго-о-о-ой?! Фи! Какая мерзость! Опозоришь себя, семью и родственников. Все пойдет прахом. Все, что задумано и не сделано. Брата отчислят тут же, дядя отвернется, а мне только в монастырь замаливать грехи.
И все же так хочется еще раз его увидеть. Позвать, что ли, чтобы принес чего-нибудь? Нет. Нельзя. Он мне и так уже гору печенья и ведро воды натаскал. Воду я вылила, а печенье втихаря выкинула, но кто об этом знает? Еще подумают, что больна. Тревожится начнут. Наш старичок маг в обморок хлопнется, если не приму одну из его наиболее гадких микстур от всех болезней.
И вот ведь до чего обидно. Сравнить Мартина с тем самым виконтом, так глянуть не на что. Что называется, ни рожи ни кожи. Хотя несмотря на простоватый вид, есть в нем что-то аристократичное и в облике, исключительно обаятельном, следует признать, и в манерах. Видимо какой-нибудь молодой граф поиграл со служанкой, а последствия стали воспитывать и готовить близкого слугу. Так что ликом вышел в папу, а манер нахватался в его доме.