Когда все собрались за вечерним чаем, Нетти дала остальным прочитать письмо. Оно их чуть ли не развеселило, тем более что покинутая жена держалась совершенно спокойно. А спокойна она была оттого, что теперь окончательно подвела итог, без надежды, что муж может перемениться. Г-жа Мария испытывала едва ли не удовлетворение, Зетти же была совсем подавлена, так как ее беда сидела в безопасности неподалеку, хоть и не по своей воле.
Позднее зашел г-н Мёни Вигхарт, на чашку чая с хорошим ромом, которым умел разжиться Заландер. В последнее время Мартин редко бывал на людях и радовался, что участливый и все же по-прежнему скромный приятель нет-нет да и заглядывал на часок.
Г-жа Мария давно простила ему «злодейство», в каком он много лет назад провинился перед нею, когда при первом возвращении из Бразилии сманил ее долгожданного Мартина, так сказать, от домашнего порога в трактир.
Она тотчас принесла пепельницу.
Когда же Мартин Заландер до краев долил ему в чашку рому, г-н Вигхарт лицемерно вскричал:
— Хо-хо! Меня не иначе как считают большим любителем крепких напитков, ну да ладно, не беда!.. Причина моего столь позднего визита в том, что я непременно должен рассказать вам кое-что забавное! Вас это немножко развлечет! Сбежавший нотариус Юлиан (пардон, госпожа Нетти!) что ни день являет себя отменным юмористом!
— Юмористом? — вздохнула Нетти. — О Господи!
— Вы послушайте! Я сейчас из «Четырех ветров», где сидят несколько господ, которые целый день занимались делами означенной персоны. Перед самым отъездом он депонировал во Всеобщем чрезвычайном и вспомогательном банке превосходную, новенькую первичную закладную на десять тысяч франков и получил под нее шесть тысяч. Должником в этом документе обозначен богатый, скупой старик крестьянин из окрестностей Линденберга, по фамилии Эгиди, а кредитором — брат должника, второй старый скряга, прозванный Хитрованом из Назенбаха, известный ростовщик. Эти братья уже не один десяток лет ведут тяжбы о наследстве, закончат одну, затевают другую. Живут как кошка с собакой, и каждый считает другого проклятием своей жизни, без всякой надобности, живут-то оба в достатке. Ну так вот, нынче обоих стариков вкупе с прочими вызвали к дознавателям. Когда подошел их черед, им предъявили упомянутую превосходную закладную и спросили, в порядке ли она. Сначала ее взял в руки мнимый должник, потому что первым успел нацепить очки; кстати, оба туги на ухо и поначалу ни слова не поняли. Но как только владелец усадьбы вычитал, что должен неприятелю-брату десять тысяч франков, он ужасно взволновался и порвал закладную надвое, причем от ярости так дрожал, что края половинок походили на зубья пилы.
Хитрован же, в твердой уверенности, что брат порвал нужную и полезную для него бумагу, набросился на него, оба вмиг вцепились друг другу в галстухи и принялись охаживать один другого по голове слабыми кулачками. Их с трудом растащили, а пока они отпыхивались, громко прокричали прямо в уши, каково положение вещей. Но как скоро братья услыхали, что под сей документ, который меж тем кое-как соединили и положили на стол, кто-то получил шесть тысяч франков, то сызнова, забывши обо всем, налетели друг на друга, однако на этот раз живенько изодрали друг другу подбородки и щеки да исцарапали носы. Под громкий хохот, в конце концов превозмогший официальную серьезность, их опять усмирили. Двое мужчин схватили мнимого кредитора за плечи, ткнули физиономией в бумагу и приказали коротко ответить «да» или «нет» на вопрос, передавал ли он сам или через иное лицо эти десять тысяч франков линденбергскому нотариусу для крестьянина Эгиди, каковой сейчас стоит рядом, и получал ли взамен данную закладную и владел ли оной вообще.
Напрягши в испуге память — меж тем как на злосчастную ипотеку капала кровь, — он наконец прохрипел: «Нет, ничего я про это не знаю! Пустите меня!»
«А вот я хочу знать, кто получил под мою усадьбу шесть тысяч франков!» — вскричал второй, который, видимо, все еще не смекнул, в чем дело. Обоих, однако, без дальнейших разъяснений вывели вон, в коридор, где дожидались остальные свидетели. Братьям вручили их шляпы и трости и отослали восвояси. Но едва только старики очутились на улице, окаянная страстишка улучила долгожданный момент и сызнова стравила обманутых скопидомов. Не ведая куда и не в силах остановиться, такая их обуяла ненависть, они спешили по разным сторонам улицы, осыпая друг друга ужасной бранью и угрозами; ей-Богу, отвратительный пример того, куда жалкая скаредность и зависть способны завести даже стариков братьев. Я аккурат тогда подоспел и вместе с праздною публикой бежал за ними вдогонку, пока оба вдруг опять не набросились друг на друга и не принялись махать длинными боярышниковыми тростями, правда не задевая один другого. Потом подошедший полицейский увел злосчастных драчунов в участок. Я же отправился в «Четыре ветра» и там узнал предысторию, какую вам и поведал.
Ну разве же не хитроумная проделка, даже восхитительная затея со стороны нотариуса — стравить ипотекою двух алчных братьев — стариков как должника и кредитора? Они и вцепились друг другу в волосья, коих, впрочем, было маловато, правда оставшиеся клочки вовсе один другому повыдергали!
— Это не смешная затея, — сказала Нетти, — я теперь припоминаю, он прежде как-то жаловался, что просил у этих богатых скряг денег для клиентов и оба грубо дали ему от ворот поворот. Вот он аккурат обоих и использовал, без спросу!
— Он, поди, еще тогда рассчитывал обвесть их вокруг пальца. А теперь ущерб конечно же несет Чрезвычайный и вспомогательный банк! — заметил Заландер. — В самом деле, феномен трагикомический!
— Да уж! — сказала г-жа Мария. — Так ночью при виде пожара говорят: до ужаса красиво! Боже нас упаси!
За разговорами минуло полдесятого, но тут кто-то громко зазвонил в дверной колокольчик. Немного погодя вошла Магдалена с письмом, которое доставил тюремный посыльный. Надзиратель, мол, передал ему это письмо еще после обеда, но из-за множества работы домой его отпустили только сейчас, и по просьбе арестованного Вайделиха он все-таки решил доставить послание.
Письмо действительно было написано рукою Исидора и адресовано его жене Зетти, которая аж вздрогнула.
— Посыльный ушел? — спросил Заландер и, когда служанка ответила утвердительно, заметил, что, раз уж есть у них письмо Юлиана, надобно принять к сведению и Исидорово, пусть Зетти прочтет сперва про себя, а затем и вслух. Надобно смотреть на ситуацию со стороны ее необычности, иначе с нею не совладать.
— С меня достаточно эпистолярного образца, полученного Неттли, — сказала Зетти, — и я не сомневаюсь, мое послание того же качества. Не стану я его читать, дарю вам. Читайте, а я пойду спать!
С этими словами она встала и собралась уходить. Но отец удержал ее.
— Погоди! — сказал он. — Ты тоже должна послушать, а равно и господин Вигхарт, будем считать, что оно в известной степени касается всех, сугубо рационально или фактически нейтрально! Пусть матушка прочтет; она сможет сразу остановиться, коли что-нибудь там покажется ей неловким.
— Ах ты, льстец! — улыбнулась Мария Заландер. — Давай сюда письмо! — Муж уже несколько лет при чтении пользовался очками, она же прочитала все без очков, даже не придвигая лампу поближе: — «Любимая! Бесценная супруга! Наконец-то я нашел минутку спокойствия, чтобы из темницы послать тебе весточку. Не стану сейчас распространяться о том, что мне пришлось до сих пор вытерпеть и как все случилось. Коли Бог милостив, придет день, когда мы встретимся вновь и сможем в задушевной беседе с улыбкою оглянуться на минувшие беды! Пусть так и будет! Сейчас я хотел бы только побеспокоить тебя несколькими мелкими просьбами, исполнение коих было бы мне в нынешних временных обстоятельствах весьма кстати. Поскольку напор допросов как будто немного ослабевает, у меня остается так много досуга, что безделье становится докучливым. И вот, чтобы отчитаться перед собою и, быть может, принести пользу обществу, мне пришло в голову написать социально-педагогическую штудию о нарушениях долга и их источниках в государственной и народной жизни и о засорении последней — с позиций самоанализа. К сожалению, у меня здесь нет хороших письменных принадлежностей, к коим я привык; то, что предоставляют здесь, никуда не годится. Поэтому пришли мне тетрадь белой, плотной, но хорошо лощеной бумаги сорта «империал», затем коробку моих стальных перьев, ты знаешь каких, одну бутылочку синих чернил и еще одну — красных и две ручки. Лучше всего приобрести означенное в магазине «И. Г. Шварц и К°». С питанием покамест обстоит не так плохо, стараниями моих родителей; тебе ведь известно, меня увели без гроша денег. Однако небольшое улучшение весьма желательно, оттого ниже прилагаю список. И наконец, мне недостает нужных книг.