– А счастливо играете? – спросил я.
Молодой человек рванул меня за рукав: «Эх! Что вы мне напомнили!»
– Что, видно, крепко проигрались?
– Не спрашивайте лучше… беда, да и только!
– Ну, да вот господин, что с вами приходил, разве он…
– Кто? Дядя? – У! он человек строгий, страшный человек, и чудак и кремень. Был в старину игроком, теперь карт в руки не берет… неумолимый человек! Что за правила…
– Да разве он не может?..
«Кто? Он? у него одна поговорка: „Что должно, то должно! Давши слово, держись!“ Да как заладит ее, – так уж тут что хочешь. Вы не знаете, что это за человек! Ужас! Ни суда, ни милосердия. „Все это вздор! – говорит, – бабы выдумали!“ Однажды дядя узнал, что кто-то про него сказал дурное слово, – дядя нахмурился и обещал, что отнесется к личности обидчика, сказал и пошел в дом к нему, приходит, ему говорят, что уж-де три дня как в заразительной горячке с пятнами, – „а мне что нужды? – ответил дядя. – Долг! Святой долг!“ Родственники, прокуренные хлором, с почтением пропустили такого неустрашимого друга, а дядя в спальню, прямо к постели больного, да не говоря лишнего слова…» Молодой человек запнулся – перед нами явилась фигура в венгерке. Ужасный дядя поглядел на меня искоса, холодно отвечал на мой поклон, взял племянника под руку и повел его в другую сторону, как ребенка.
Очень мне было досадно! Только что молодяк распоясался! Не успел я у него ничего хорошенько повыспросить: кого они из родни потеряли? Отчего двоих вместе? Нет ли тут чего другого? Такая досада – нечего было дома жене рассказать.
На другой день по условию, ровно в девять часов, я явился в назначенный дом с произведениями моего искусства. Между тем, как я узнал после, случилось следующее происшествие.
Накануне, около часа пополудни, племянник пришел к дяде в отчаянном положении, и между ними произошел следующий разговор:
Дядя: «Что, играл?»
Племянник: – Играл.
– У кого?
– У Тяпкина…
– Понтировал?
– Понтировал…
– Проиграл?
– Проиграл…
– Много?
– Двести…
– Заплатил?
– Сто заплатил… сто через двадцать четыре часа…
– Есть?
– Нет…
– Что же ты?..
– Пулю в лоб…
– Хорошо.
Дядя замолчал. Племянник тоже. Так прошло четверть часа. Дядя молчал. Племянник начал:
– Дядюшка…
– Что?..
– Дядюшка…
– Что такое?..
– Мне девятнадцать лет…
– Когда?..
– В этом году…
– Правда…
Дядя замолчал. Племянник тоже. Прошло еще четверть часа. Племянник опять:
– Дядюшка…
– Что?..
– Завтра в двенадцать с четвертью…
– Что такое?
– Моя графиня…
– Не дурна…
– В первый раз…
– Поздравляю…
Дядя замолчал. Племянник тоже. Прошло еще четверть часа.
– Дядюшка…
– Что?..
– Неужели, в самом деле, пулю в лоб?..
– Непременно…
– Нет надежды!..
– Понтировал… Говорили… Не послушался… Хочешь своим умом жить. Вольнодумство. Подлость. Гнусность. Что на поверку? Долг, святой долг. Нечем? Одно средство…
Дядя замолчал. Племянник тоже. Прошло еще четверть часа… Племянник встал:
– Дядя! – сказал он.
– Что такое?
– Однажды отец мой выручил тебя из беды…
– Правда, хорошо.
Дядя спокойно вынул лист бумаги и принялся писать. Племянник смотрел на него с нетерпением. Дядя исписал лист; потом отворил комод, вынул из него какие-то бумаги, положил в конверт, надписал, запечатал, сказал: «Теперь все в порядке»; потом пододвинул к себе прекрасный ящик красного дерева, открыл и примолвил: «настоящий кухенрейт[7]; никогда не осекаются».
Спокойно осматривал дядя один пистолет за другим: спускал курок, отвертывал винты, бережно вытирал их замшею и опять привертывал.
– Что все это значит? – вскричал племянник, наконец выведенный из терпенья.