«Что сказать нам о себе и что сказать о Германии? Не только мы, социал-демократы, но и венгерское, и австрийское, и немецкое правительства неоднократно подчеркивали, что их народы настроены миролюбиво, и протестовали против утверждений, будто правительства или народы требовали этой войны… И не только положение печати, определяющееся военной ситуацией, не позволяет нам сомневаться в этих высказываниях правительств: войны на самом деле никто не хотел. Франц Иосиф в своем воззвании подчеркивал, что он больше всего желает закончить свою жизнь в покое и мире. Война возникла не только вопреки желанию народов и правительств, но и вопреки желанию государей».
«И правда! Как это странно, — задумался вдруг Шниттер, прервав работу. — Люди хотят одного, но поступают вопреки своему желанию, и выходит, разумеется, совершенно другое. По-видимому, это закон капиталистического общества».
Он кивнул головой. Перо послушно воспроизводило на бумаге неожиданный для самого автора поворот мысли.
«Мы требуем еще большего расширения избирательных прав», — написало перо, потом остановилось, заколебалось, словно танцор, который, сбившись с такта, топчется на месте не в такт музыке.
Шниттер, задумавшись, искал слова. На верхней полке книжного шкафа выстроились в ряд переплетенные комплекты «Непсавы». Сидя за письменным столом в зеленой полумгле абажура, Шниттер не различал цифр. Он просто знал, где что стоит, так как хорошо освоился со своей подсобной библиотекой.
«Сколько времени прошло с тех пор, — подумал Шниттер. — И надо ж, чтобы как раз теперь, когда избирательное право было уже у нас в руках, как раз теперь разразилась эта проклятая война. Да так неожиданно! Марксизм, однако, не все предвидит! Иногда какая-нибудь гадалка и то лучше предскажет будущее».
Он покивал головой, и взгляд его скользнул полкой ниже. Каутский, «Экономическое учение Карла Маркса»; Лассаль, «Железный закон заработной платы»; затем книги венгерских авторов: «Что надо знать об избирательном праве» — эту он сам написал. «Для чего нужна нам организация», «Малый катехизис социал-демократа» — это тоже принадлежит его перу. «Знание — сила, сила — знание».
«Хорошо, если бы так, — утомленно и вяло сказал про себя Шниттер. — А то ведь иногда у какого-нибудь полицейского чинуши больше власти, чем у меня. Знанье… Знанье…» — кивал он снова и, скользнув взглядом с одной полки на другую, остановился вдруг на знакомых томиках библиотечки «Свет»: Вольтер, «Кандид»; Кнут Гамсун, «Голод»; Ференц Мольнар, «Воруют уголь». Затем следовали серовато-зеленые томики библиотеки «Мир»: Брандес, «Эссе», Анатоль Франс, «Остров пингвинов», Ферреро, «Величие и падение Рима», Рихард Вагнер, «Искусство и революция», Оппенгеймер, «Государство», Бергсон, «О смехе», Свифт, «Путешествие Гулливера», Шоу, «Человек и сверхчеловек», книги супругов Вебб…
«Англия…» — подумал Шниттер и склонился к недописанной статье. Он нашел связующие слова.
«…Всеобщее избирательное право и буржуазная демократия не мешают, а способствуют защите отечества. Английская рабочая партия призвала к оружию английских рабочих как раз потому, что английский парламент отверг всеобщую воинскую повинность и рабочая партия не хотела, чтобы ее ввели… Также не следует забывать и о том, что английское рабочее движение, стоявшее на почве полнейшей свободы, никогда не считало обязательным и республиканские начала, и с его точки зрения девиз «God save the King» вовсе не является предательством социалистических принципов».
Последние слова пришлись ему по душе, и он принял их к сведению с небрежным и скромным видом. Но теперь даже перо двигалось более почтительно и услужливо.
«…Итак, мы требуем избирательного права… Германия — мы это знаем — будет господствовать на мировом рынке, она станет колониальной империей. Немецкому рабочему тоже перепадет кое-что из сверхприбылей. Он заживет не хуже английского рабочего. Благодатные преимущества империалистической политики скажутся и на нем. Но никакое, даже самое победоносное, окончание войны не обратит Венгрию в промышленную экспортирующую державу, и, таким образом, никакие соблазны империализма не могут внушить надежду венгерским рабочим. Либо венгерский рабочий получит избирательное право за свое участие в войне, либо… — Шниттер опять представил себе те же рабочие квартиры и заводские цехи, где простые люди про себя и вслух читают его передовицу, — либо он по-прежнему будет переливать из пустого в порожнее…»