— А вы кто такие?
— Воздушные гимнасты, — гордо ответил мальчик.
Пишта взглянул на худенькие босые ноги паренька и промолчал. Стоявший подальше паренек в башмаках прервал уборку, поставил метлу, которая была выше его, и, упершись лбом о рукоятку, обратился к Пиште:
— А ты чего тут околачиваешься?
— Я, сударь, — ответил Пишта, — хотел бы стать воздушным гимнастом.
Мальчишка в башмаках, по-прежнему держа перед собой метелку, точно какой-то знак отличия, процедил сквозь зубы с кичливостью посвященного:
— А ты сперва годик навоз задаром потаскай, — и презрительно добавил: — сударь!
— Ерунда! — лязгнул в ответ зубами Пишта. — К кому мне обратиться?
— А вы не видите разве, сударь: «Все билеты проданы»? — крикнул мальчишка. — Больше пассажиров не берем! И не лезьте.
— Это неправда… Это неправда… — забормотал Пишта. — Извольте сказать… сударь!
Но мальчишка в башмаках, решив, очевидно, закончить аудиенцию, не ответил и, размахивая метлой, с великим усердием стал выкатывать из-под ног лошадей желтые шары навоза.
Слезы подступили к горлу Пишты. Босой парнишка, работавший без особого рвения, почти равнодушно бросил ему:
— Ступай, чудачок, во двор, увидишь дверь, на которой намалевана тройка. Там и есть директор… с ним и толкуй! А ну, вали отсюда…
Пишта вновь очутился во дворе. Там мальчишки выколачивали палками огромный ковер, другие чистили тряпками, смоченными белой жидкостью, трос для канатоходцев, а третьи драили металлические части разного циркового инвентаря. И трос и металл сверкали на солнце даже сквозь облака пыли, поднимавшиеся от ковра. Мальчишки суетились, сновали взад и вперед, не обращая никакого внимания на Пишту. Он разыскал дверь с цифрой «3», открыл ее и вошел. Попал в тесный коридор, по обе стороны которого виднелись дверцы: одни закрытые, другие распахнутые настежь. Мальчик услышал приятный запах — так пахнет вода, которой поливают друг дружку на пасху, так же пахнет и душистое мыло. Он заглянул в распахнутую дверь. Маленькая комнатушка, стул, стол, зеркало, стенной шкафчик, вешалка с одеждой. «Цирковые костюмы!» — прошептал Пишта и пошел дальше. Сердце его громко колотилось… За дверью послышались голоса — говорили не по-венгерски. Пишта постучался.
— Herein![8] — крикнул кто-то.
Пишта не знал, что это значит, а голос звучал так решительно, что трудно было угадать: можно войти или нет. Мальчик снова постучал. Дверь отворилась, и перед ним предстал человек. Пишта узнал его: «Рыжий!» Только теперь он не был напудрен и штаны у него завязывались не у самой шеи. Он был в простой сорочке и в обычных брюках. За спиной у Рыжего на столе сидел мужчина и болтал ногами в шлепанцах. Рыжий зна́ком пригласил Пишту войти, а сам сел и, облокотившись о стол, склонил голову на ладони:
— Чего тебе? — спросил он скучным голосом.
— Мне хотелось бы поговорить с господином директором, — с трудом выдавил из себя Пишта.
— А-а-а, — ответил Рыжий и еще скучнее закивал головой. — А-а!
— Я директор, — заговорил сидевший на столе усач, не переставая болтать ногами. — Что тебе надо, мальчик?
От волнения Пишта не мог сказать, зачем он пришел, тем более что сразу узнал усача. Это ведь он выводит лошадей на арену. Но тогда он появляется в красном фраке, в белых лосинах и в блестящих лаковых сапогах. А теперь — это и смутило Пишту — на нем какие-то помятые серые штаны на помочах, рубаха без воротничка и драные шлепанцы. Только в руке, как и на манеже, он держал тросточку.
— Я хо-тел бы стать воз-душ-ным гим-нас-том, — проскулил, наконец, Пишта.
Директор потянул мальчика к себе, пощупал его худую руку и посмотрел на голые ноги.
— Сделай стойку! — крикнул он, подмигнув Рыжему, который сидел, спрятав лицо в ладони, и курил сигарету. Не впервые присутствовал он при таком зрелище — и ему было скучно.
Смущенный Пишта посопел сперва, потом глотнул и, точно ожидая помощи от кого-то, оглянулся.
— Ну! — крикнул директор, и мальчик сделал вдруг стойку: его босые, пыльные и худые ноги на миг устремились к небесам, но тут же задрожали и покачнулись.
Директор похлопал мальчика тросточкой по щиколоткам, как хлопают на манеже собачек по задранным кверху задним лапкам. Но Пишта повалился, кряхтя, и с полу испуганно глянул вверх. Он увидел только раскачивавшиеся шлепанцы директора.
— Не вышло! — послышалось сверху.
— Wieder ein Akrobat[9], — сказал Рыжий.
Он нагнулся к сигарете и, точно потягивая малиновый сироп через соломинку, глубоко затянулся дымом.