— Ничего!
Тогда сперва серьезно, потом переведя все на шутку, он быстро-быстро зашептал:
— Во имя бога Иисуса Христа и самой прекрасной Марии из всех Марий — вперед!
Раздался треск. Несколько початков отделилось от стеблей. Снова тишина — настороженная, долгая.
Мартон вернулся ползком. Сперва показалась только его голова с блестящими кольцами волос — ноги были еще наверху, на краю канавы. Около дюжины початков скатилось вниз к мальчикам, лежавшим на животе.
— Я тоже пойду! — крикнул Петер Чики.
— Тсс! Не ори! И смотри не топай ногами. Иди согнувшись, ведь никогда не угадаешь, где сторож: близко или далеко.
И оба друга скрылись с глаз. Один свернул налево, другой направо. Несколько мгновений слышался тихий шелест, будто кто-то шагает по сухим листьям. Но это просто шуршали стебли кукурузы. Потом друзья, лежавшие в канаве затаив дыхание, услышали треск. Нетерпеливый, громкий. Петер Чики победоносно и шумно полз назад на животе. Показалось его расплывшееся от счастья широкое лицо. Парень выпустил из рук груду початков, и они покатились в канаву. Тибор встал, чтобы сложить добычу в рюкзак. Помогали и остальные. Тибор раскраснелся, оглядывал поле, искал глазами Мартона. Вдруг он застыл, побледнел и вцепился в волосы Петера, который все еще лежал на краю канавы вниз головой.
— Что такое? — спросил Петер, искоса глянув наверх.
— Сторож!.. С ружьем… Целится… Мартон! — взвизгнул мальчик.
Но было уже поздно. Раздался выстрел и крик Мартона: «Черт!» Мальчик показался над канавой, выпрямившись во весь рост. Одну руку он прижимал к штанам, в другой держал початок.
— Выстрелил в меня, гад! — сквозь зубы прошипел Мартон и скатился в канаву. — Бежим! — простонал он. — Скорее, покуда он опять не зарядил.
И все побежали. Чики схватил оба рюкзака. Мартон прихрамывал. Лайош и Тибор взяли его под руки, чтобы ему легче было бежать. Когда сторож перезарядил свое ружьецо и выстрелил опять, они были уже далеко.
Смятение и ужас застыли на лицах ребят.
— А куда попала пуля? — разом спросили у Мартона Лайош и Тибор, когда кукурузник остался далеко позади и показался лес.
Ребята постепенно замедляли бег, изредка оглядывались, останавливались, чтобы отдышаться, и снова оглядывались, не гонится ли кто за ними.
— Какая пуля? — простонал сквозь зубы Мартон. — Со-оль! Это не опасно, только очень больно… Соль… Подумаешь, не выдержу, что ли? — сказал он, прихрамывая, и стряхнул слезы, навернувшиеся на глаза. — В лесу промою рану, и все! Тут и пугаться нечего… К утру пройдет… и… начнется бесплатный отдых… Кукуруза есть? Виноград есть?.. Мы будем жить в лесу… С-с-с! — сердито простонал он сквозь зубы и чуть не стукнул себя по заду: мол, как он смеет болеть! — Работы не дали — воровать будем! — крикнул он, обращаясь и к мальчикам и к своей злополучной ране. — Кукурузу, виноград, картошку… Ночью, когда стемнеет и сторож не увидит… Назло будем бесплатно отдыхать. Не сдадимся… Теперь тем более не сдадимся! Воздух хороший, лесной… Чего еще надо? Сколько у нас початков? — спросил он вдруг, все еще сжимая, как святыню, оставшийся в руке початок.
Петер начал считать.
— Девятнадцать, — сказал он.
— Жаль, что остальные бросил, — промолвил Мартон и, будто оправдываясь, добавил: — Когда он выстрелил, я схватился одной рукой за штаны… ну и початки упали. Этот один и остался… Нечего было так пугаться… Раз уж он попал в меня, так хоть бы кукурузу спасти! А я испугался. Сколько ты сказал?
— Девятнадцать.
— И еще один. Двадцать. Каждому достанется по четыре. — И он снова втянул воздух сквозь зубы. — С-с-с! — И прижал ладонь к бедру.
— Очень больно?
— Не-е-ет! Только… чешется очень… а чесать нельзя, от этого еще хуже… и… и… конечно, больно… Но это пустяки. Пройдет… Возьми и этот, — протянул он Петеру согревшийся в руке початок, но вдруг отдернул руку и поднес початок к носу. — До чего хорошо пахнет!.. А уж когда поджарим, так и вовсе. — У Мартона даже слюнки брызнули. — Вы тоже голодные? — спросил он и, не дождавшись ответа, добавил: — Идти трудно. Скорее бы в лес прийти.
— Скорей бы домой прийти, а не в лес, — сказал Геза Мартонфи. — Сейчас стемнеет, а может, и дождь пойдет.
— К тому же мы и в воровстве уже преуспели, — сказал Лайош Балог.
— А ты не ешь ворованное! — Петер пнул его локтем в бок. — Нам больше останется. Мой живот все сжует… Я понимаю, если б Тибор и Мартон жаловались… Они оба пострадали… — И он рассмеялся, так как чуть не сказал «за родину». — А вы что?