— Эй, вы там, идите к черту! — крикнул кто-то этому «ага».
Он, ворча, поднялся и, шаркая больничными шлепанцами, прошастал к своей койке. Но и потом Мартону всю ночь слышались во сне эти осуждающие, тяжелые «ага!», «ага!».
Утром его отнесли в операционную. «Чик!» — услышал мальчик в полузабытьи голос того же, кто ночью «агакал». Лицо Мартона исказилось, и даже не от страха перед операцией, а от звука этого голоса.
…Мартона принесли обратно. Как только санитары вышли, все выздоравливающие собрались возле его койки.
— Прооперировали? — спросил мальчика черноволосый мужчина со щербатым ртом и тихо взял его за руку. В голосе у него прозвучало беспокойство.
— Нет, — ответил Мартон, улыбаясь, ибо ему приятны были знакомый ночной голос и лицо говорившего. — Профессор сказал, что попробует лечить сперва консервативным методом. Он щелкнул меня по носу, — чуточку хвастливо произнес мальчик, гордясь тем, как исключительно хорошо отнесся к нему профессор, — и сказал еще: «Отрезать всякий может». И еще сказал, что ногу мою жалко, потому что она длинная. То есть меня жалко, — поспешил разъяснить Мартон, утомленный пережитым волнением.
— Конечно, жалко! — Черноволосый пожал руку Мартону. — Говорил же я, что все обойдется. Чувствую… интуиция! — добавил он.
Другие соседи по палате отошли разочарованные. Ничего не случилось примечательного, такого, о чем в этой скучище можно было бы толковать часами.
— Да, кстати, ведь мы соседи! — заметил черноволосый, когда они остались вдвоем. — Я тоже на улице Севетшег живу в доме шестнадцать, — и он указал на дощечку над головой Мартона.
Мартон промолчал.
— А ты знаешь Понграцев? — спросил черноволосый. — Понграцев? Они тоже в вашем доме живут.
— Не знаю, — ответил мальчик, встревожившись. «Что ж дальше-то будет?»
— А тетку Фекете, которая пансион держит?
— Тоже не знаю.
«Скорее бы кончил», — подумал Мартон.
— Тоже не знаешь? Так на каком этаже вы живете?
Мартон поднял три пальца, желая показать этим, что живет на третьем этаже. Высказать это словами он постеснялся. Но два пальца: большой и средний тоже устыдились и загнулись, а указательный палец поманил щербатого соседа.
— Послушайте, — прошептал Мартон, — я не живу на улице Севетшег… Тсс, тсс!
— Не жи-вешь? — тоже шепотом спросил черноволосый. — Так почему ж ты сказал им?
— Изволите видеть, я боюсь, как бы дома не узнали, — шепнул он в волосатое ухо соседа, — не хочу… испугаются… Мама… И вы тоже молчите… никому не говорите… уж пожалуйста… секрет…
Лихорадочные глаза Мартона смотрели с мольбой.
— Не скажу, — зашептал в ответ его сосед по койке и, видно, задумался о чем-то. — Но мне ты все-таки скажи, — промолвил он чуть погодя, близко склонившись к Мартону, — скажи, где живут твои родители.
Сердце у Мартона екнуло. Он понял, о чем задумался сосед. Назвал адрес. Оба чуточку помолчали. Мартон глядел в потолок, мужчина в окно.
— А вы кто? — спросил Мартон и, словно в заключение своих дум, тяжело вздохнул. — Как вас зовут?
— Ене Алконь.
— А чем вы больны?
Алконь помолчал сперва, но потом решил, что раз он узнал секрет мальчика, то мальчик уже не опасен, да и, кроме того, у него неизвестно почему явилась потребность поверить мальчику свою тайну. Когда Мартон спросил еще раз: «Чем вы больны?», Алконь ответил:
— Ничем.
— А почему вы здесь? — шепотом спросил Мартон.
— У меня будет операция.
— Какая?
— Аппендицит.
— Когда будут оперировать?
— Надеюсь, не скоро.
— Но почему же? Почему? — шептал мальчик на ухо соседу.
— Потому что не хочу идти на войну, — шепнул в ответ Алконь.
Мартон посмотрел на него.
— Гм… — И еще раз повторил: — Гм…
— Когда тебе станет лучше, тогда и потолкуем, — сказал черноволосый, поднявшись с постели Мартона. — А до тех пор… — И он улыбнулся мальчику, который опять потянул его к себе: симпатичный новый знакомый очень заинтересовал его.
— Простите, а чем вы занимаетесь?