В мире Фицеков почти в каждой семье был свой козел отпущения, на котором вымещались все обиды, получаемые в жизни. Слабых здесь не защищали, а клевали, как курица хилого цыпленка. «Идиот!», «Полоумный!», «Недоносок!» — этими кличками Пишту честили постоянно.
Мальчику исполнилось двенадцать лет. Он закончил шестой класс начальной школы. Выпускные экзамены и выдача аттестатов проходили в гимнастическом зале. Г-н Фицек не пошел: «Что там смотреть на этого идиота!»
Но он ошибся. Событие в школе произошло необычайное. Нежданно-негаданно явился инспектор учебного округа. Быть может, впервые в жизни посетил он начальную школу на окраине. Он был в визитке, с орденом на груди и то и дело покусывал кончик своей острой бородки.
Сбежались учителя во главе с директором и так низко кланялись нежданному гостю, что Пишта, которому, правда, очень понравилось, что теперь учителя гнутся в три погибели, удивленно вытаращил глаза, потом вдруг громко засмеялся.
Инспектора учебного округа усадили за стол, покрытый зеленым сукном. По правую руку от него сел директор школы, по левую — молодая учительница. Позади выстроились учителя. Над их головами раскачивались кольца гимнастического зала. Учителя стояли наготове, словно палачи в ожидании своих жертв.
Поначалу все это привело ребят в немалое смятение.
Перед столом по восьми человек в ряд выстроились мальчики из шестого «А» и шестого «Б». Они перешептывались, стоявшие сзади поднимались на цыпочки, чтобы получше разглядеть начальство. И то ли потому, что инспектор посасывал бородку, то ли потому, что Пишта корчил рожи, а приметив котелок инспектора, поставленный на тулью, пустил шепотом по всему классу: «Глянь, глянь, горшок ночной, да какой большой!» — так или иначе, выпускники все больше и больше входили в раж.
Директор говорил с необычайным волнением — ему пришлось срочно расширить свою речь в честь высокопоставленного гостя.
— Вы, покидающие священные стены школы… Вы, приступающие завтра к изучению простого, но честного ремесла… Вы, удостоившиеся редкого счастья — лицезреть его превосходительство господина инспектора учебного округа… — вещал он.
— И его котелок — ночной горшок, — бросил украдкой Пишта, да так, что ни один мускул не дрогнул у него на лице.
Раздали выпускные свидетельства. В честь «необычайно торжественного дня» директор положил перед молодой учительницей список. В него без особых церемоний собирались внести сведения о том, кто какую избирает себе профессию. Это требовалось для центрального статистического управления. Но теперь, в присутствии инспектора, директор захотел придать этой процедуре как можно больше торжественности, чтобы похвастаться порядком и дисциплиной в своей школе.
— Дети мои, — отеческим тоном сказал директор, — статистическое управление нашей столицы желает узнать, кто из вас какую избирает профессию и где захочет мозолистыми, но честными руками зарабатывать свой хлеб насущный… Словом, я буду вызывать вас по алфавиту, и вы, соблюдая полный порядок, продиктуете мадемуазель Салаи, какой избрали себе жизненный путь.
Пишта наклонился к уху соседа, шепнул ему что-то и тихо добавил:
— Передай дальше!
— Петер Адорьян! — торжественно прочел по бумажке директор.
Мальчик вышел вперед и шагнул к столу. Директор, словно преподнося подарок, спросил его со снисходительной улыбкой:
— Кем ты будешь, сынок?
— Каменщиком! — изо всей мочи крикнул мальчишка.
Ошеломленный директор посмотрел сперва на мальчика, потом в растерянности на инспектора и затем снова на мальчика.
— Ты что, тише отвечать не умеешь? — спросил он.
— Не умею! — гаркнул мальчик. — Я буду каменщиком! Касаткой![1] — И, раскинув руки, точно крылья, мальчишка засвистел: — Фью-фью-фью!
— Запишите, мадемуазель Салаи, — промолвил директор дрожащими губами, желая как можно скорее замять этот неприятный казус, нарушивший торжественность мгновенья. — Скорей пишите, сударыня! — сказал он и вызвал другого паренька, который по алфавиту следовал за Адорьяном: — Йожеф Болдижар!
Мальчик приближался к столу с какой-то непонятной решительностью.
1
В Венгрии со времен цехов все ремесленники имели свои прозвища. Каменщиков называли «касатками». (Здесь и далее примечания переводчика.)