Стремительно влетев на кухню, она произвела смотр остаткам кушаний.
— Радуешься, холера, — стала она выговаривать служанке, — думаешь: «Вот когда нажрусь-то!» Ошибаешься, гадюка!.. Молчать! Знаю я тебя! — И положила на отдельные тарелки куски жаркого и птицы — искромсанные, надкусанные, обрезанные — словом, крайне неприглядные. — Хватит тебе на неделю, даже с избытком. Разделишь на каждый день… — Нетронутые куски г-жа Селеши сложила на блюдо, пересчитала их и поставила в ледник. — Два дня можешь не готовить. Стирать будешь! А к этому притрагиваться не смей! Это на стол будешь подавать! — И, оглянувшись еще раз: «Не спрятала ли что-нибудь эта шлюха?» — она вернулась в столовую.
Вайда поднялся с дивана. Со стола уже все убрали: никакой еды — это было приятно, — и даже скатерть сняли, стояли только безобидная бутылка минеральной воды и стаканы. Вайда попросил пол-ложечки питьевой соды. Насыпал в рот, с губ взлетело облачко белой пыли. Он налил минеральной воды, проглотил ее с отвращением. По краям губ осталась узенькая белая полоска.
— Стоит съесть хоть грамм лишку, — сказал Вайда, — как у меня тут же начинается изжога… Избыток кислоты. — И он помрачнел. — От этого может быть язва желудка. — Вайда подавил у себя под ложечкой. — А может, и есть уже. — Он обернулся к Селеши. — Игнац, у тебя не бывает изжоги? (Питьевая сода заговорила.) Простите… Милостивая сударыня, разрешите мне пройтись по комнате. (Питьевая сода заговорила опять.) Простите, милостивая государыня, — сказал Вайда с облегчением и улыбнулся. Белая полоска вокруг губ широко растянулась. — Может, приступим? Ближе к делу!
Супруги согласились, хотя скупая г-жа Селеши все еще больше тревожилась о судьбе остатков пищи, чем об основании кафе, для которого требовалась изрядная сумма денег. Белый порошок, осевший по краям губ маклера, шагавшего взад и вперед по комнате, то и дело напоминал ей о горах уничтоженной еды и оставшихся объедках. Чтобы отогнать эти мысли и сосредоточиться, г-жа Селеши отвернулась от Вайды.
Вайда начал вяло, но постепенно вошел в раж и, наконец, заговорил со страстью истинного дельца:
— Тот, кто не занимался таким делом, сударыня, понятия не имеет о том, как трудно основать процветающее кафе. Возьмем пример из твоей профессии, Игнац, — так вот, я уверяю тебя, что легче сорвать всеобщую забастовку, чем основать хорошее кафе.
— Ну, это ты преувеличиваешь малость, — пробурчал Селеши, скрестив ноги в синих носках.
— Ничуть не преувеличиваю! — Вайда был в своей стихии. — Вот, к примеру, одна из многих возможных опасностей: открывается новое кафе — превосходное дело, чудесная затея, золотые копи! Публика валом валит. Посетителей — пруд пруди. Дым коромыслом! Глаза «добрых друзей» готовы выскочить от зависти. Все кругом улыбаются, как гиены. И вдруг на другой стороне улицы появляется «блиц-конкурент». И тебе по двойной цене приходится покупать еще одно кафе только затем, чтобы прикрыть его. И весь твой годовой доход летит к черту! Я всю жизнь был щедрым человеком, но взять себя на пушку не позволю. Мой принцип, сударыня, — не тронь моих честных, трудовых, в поте лица заработанных денег! Верно?
— Верно! — ответил вместо сударыни второй секретарь профессионального Союза печатников.
— При основании кафе успех дела решают три обстоятельства: место, публика, название. Начнем с первого. Я нашел такое место, где и речи не может быть о «блиц-конкуренции». Надеюсь — и это относится больше всего к вам, сударыня, ибо с Игнацем мы работаем уже много лет, соблюдая строжайшую конфи-ден-ци-аль-ность, — никто об этом знать не будет, пока мы не обставим кафе и не повесим вывески. Соблюдение тайны, — Вайда поклонился хозяйке, — первая предпосылка удачи при всяком предприятии. Бывают такие дела, — и тут Вайда улыбнулся г-же Селеши, — которые, если нужно, я держу в тайне даже от самого себя. Благородный человек всегда кон-фи-ден-ци-ален. Мне, сударыня, вы можете довериться во всех отношениях.