— Кем ты будешь? — спросил директор с сахарной улыбкой, глядя на ученика гипнотизирующим взглядом.
Но мальчишка вскинул голову, длинные волосы его буйно взметнулись.
— Слесарем-инструментальщиком! — заорал он.
Инспектор с ужасом вытаращил глаза. Он спрятал руки за спину, словно человек, попавший к диким кошкам и со страхом ожидающий, что какая-нибудь вот-вот вцепится ему в руку.
Подошел третий паренек. Директор больше не улыбался, а глядел с мольбой и к вопросу «Кем ты будешь?» добавил трепещущим голосом: «Сыночек милый!»
Но и это не помогло. «Сыночек милый» заорал во всю глотку:
— Ассенизатором! Ассенизатором за три кроны в неделю! Золотарем!..
— Взбесились! — прохрипел директор, вскочив. Теперь уже и он заорал: — Либо отвечайте тихо, либо… — Глаза его налились кровью.
Но вся штука была в том, что выпускные свидетельства лежали уже в карманах учеников и бояться им было нечего. Они хоть так попытались отплатить за все пощечины, удары линейкой по пальцам, за все эти «Как сидишь?», «Как стоишь?», «Почему у тебя уши грязные?», «Почему у тебя нет носового платка?», «Почему у тебя штаны рваные?», «Поганое отродье!», «Кто твой отец?», в которых шесть лет подряд больше всех изощрялся директор.
Почувствовав, что власть над учениками уже потеряна, директор решил ускорить процедуру:
— Пишите, мадемуазель Салаи, не обращайте на них внимания! Следовала буква «Ф» — Пишта Фицек.
— Кем ты будешь? — свистящим шепотом спросил директор.
Ребята, стоявшие за спиной у Пишты, поднялись на цыпочки и ждали: каким же оглушительным воплем разразится сам зачинщик скандала? Но Пишта молчал, смиренно склонив голову набок. Белокурые волосы косо падали ему на лоб. Мальчик чуть зажмурил большие голубовато-серые глаза и тупо смотрел на директора.
— Да отвечай же! — раздраженно заторопил его директор.
Пишта молчал. После шума и гама тишина, наступившая в большом гулком гимнастическом зале, показалась директору еще более оскорбительной. Он перегнулся через стол и прошипел мальчику в лицо:
— Кем ты будешь?
Тонкие губы Пишты вытянулись в улыбку. Он тоже подвинулся вперед, уставился в глаза директору и — не отвечал.
— Да ответишь ли ты, идиот? — вырвалось у директора, который явно перестал владеть собой.
И Пишта гаркнул вдруг так, что инспектор учебного округа, отпрянув, стукнулся о спинку кресла:
— А-кро-батом!
За спиной у Пишты раздался громовой хохот. Кровь прилила к лицу директора, гулко застучала в висках. Учителя, выстроившиеся позади, стояли, вытаращив глаза, не смея шелохнуться.
Директор схватил Пишту за майку.
— Такой вздор мы записывать не станем! — прохрипел он и яростно тряханул парнишку. — Кем ты будешь?..
Но Пишта вырвался и пошел вслед за остальными ребятами, которые уже ответили на вопрос. У дверей гимнастического зала он повернулся к директору, нагнулся, ударил правой рукой по обтянутому заду, потом, не поворачиваясь, показал ладонь директору.
— Фотография готова! Завтра можешь прийти за ней! — И, выпрямившись, удалился, так грохнув дверью, что на миг заглушил хохот мальчишек.
Все, что последовало потом, было сплошным вздором. На вопрос директора «Кем ты будешь?» отвечали: «Сверловщиком дыр в макаронах!», «Собирателем сигарного пепла», «Изготовителем оконных проемов», «Собачником». Все это продолжалось до тех пор, пока директор не влепил пощечину мальчишке, который пропел на мотив гимна: «Ди-рек-то-ром школы!» Несчастный директор швырнул чернильницей в мальчика, скомкал список и подал знак учителям. А они, точно деревья Бирнамского леса, двинулись вперед и вытеснили из зала «негодяев», еще не заявивших о своей профессии. Когда дверь захлопнулась за последним, в зале воцарилась зловещая тишина.
Инспектор учебного округа встал. Физиономия у него позеленела, глаза готовы были выскочить из орбит.
— Да это же революция! — вскричал он, хватаясь за бороду. — Вы бандитов воспитали его величеству, а не верноподданных! — И, не подав руки директору, он удалился.
Пишта пошел домой. Торжествами он остался доволен: за все отомстил школе! Но как только завернул в ворота своего дома, веселье точно рукой сняло.
Отец сидел в одной рубахе и в кальсонах. Он поставил сына перед собой.
— Прочти вслух свое свидетельство!
Пишта читал тихо, нехотя. Г-н Фицек слушал его презрительно. По рисованию и гимнастике — «отлично», по остальным — «удовлетворительно». Когда чтение закончилось, г-н Фицек вздохнул.
— Эх, и повезло же мне с тобой, дубина ты стоеросовая! — Он взял у сына свидетельство, потом опустил руку. Заботливо хранимая белая бумажка коснулась дощатого пола — краешек ее загнулся. — В люди хотел тебя вывести… — сказал г-н Фицек и замолк на мгновенье.