Молодой брел молча. Это был угрюмый человек. Улыбка появлялась у него на лице так редко, что когда она все-таки показывалась — как, например, сейчас, — то, бедняжка, не знала даже, где, в каком уголке этого костлявого лица притулиться.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой выясняется, что венгерский язык самый трудный на свете
Те двое, из которых один уже не впервые шагал ради социализма, пришли на станцию Чермей. Старший взял два билета. Они сели в подошедший как раз поезд, отыскали свои места в вагоне, скинули башмаки и протянули ноги, гудевшие так, точно по ним бегали тысячи мурашек.
В вагоне на них никто даже не посмотрел. Когда же они сели и отдышались, то сами огляделись: крестьянки везли в Пешт кур, яйца, вишни и яблоки-скороспелки; сидели, обняв стоявшие рядом корзины. С лопатами между ног, склонив головы на рукоятки, ехали землекопы. Возле дверей спал человек, похожий чем-то на учителя, одетый плохо, но при галстуке. Напротив, уставившись глазами вдаль, словно предаваясь каким-то воспоминаниям, сидел чернявый молодой господин и ел жареного гуся. Он раздирал его на куски, резал, кромсал, совал в рот и все ел, и ел, и ел без конца. «Коммивояжер, должно быть», — подумал старший из двух новых пассажиров. У того, кто спал сидя, голова медленно поникала, точно кто-то ее спускал на удочке. Когда же начинало казаться, что она вот-вот стукнется о скамейку и все склоненное тело рухнет, невидимая удочка вновь дергалась кверху. Спавший внезапно выпрямлялся, окидывал всех бессмысленным взглядом, потом снова закрывал глаза и продолжал спать. Голова его опять рывками опускалась, будто грустно кивала: «Да… да… да…», пока невидимая удочка не поддергивала ее снова. Тогда спящий опять окидывал всех бессмысленным взглядом, вытирал рот, вздыхал глубоко и вновь засыпал.
Окна были открыты, но теплый воздух не мог победить запаха разгоряченных людских тел, запаха кур и уток, которые, сидя в корзинах, шумно протестовали и отряхивались по временам.
Старший из двух наших путников пристально оглядел пассажиров и сказал сквозь зубы:
— Полицмейстера хватит удар, когда узнает, что нам удалось улизнуть из города.
Улыбка попыталась взобраться на физиономию его молодого спутника, но, натолкнувшись на костлявые углы лица, перекатывалась некоторое время с места на место и, не найдя себе пристанища, куда-то скрылась.
Справа, возле окна, тесно сдвинув головы, сидели трое. Один из них держал в руке «Непсаву» и тихо читал вслух, а сидевшие рядом повторяли за ним, шевеля губами.
— «Все они были убеждены, — слышались спотыкающиеся слова чтеца, — что старший гофмейстер Монте… Монтену… Монтенуово будет смещен за свои действия во время похорон Франца Фердинанда… ибо он не дозволил… детям, родившимся от моргай… морганатического брака, идти за гробом убитого престолонаследника, потому что согласно строгим правилам испанской цере… церемонии…»
— Что такое… морга… да вон то слово! — ткнул пальцем в газету один из его слушателей.
— Не знаю! — ответил тот, который читал. — Но, видно, папаша-то изрядно нашкодил, коли щенкам его даже за гробом идти не позволили… Верно? — Он передернул плечами и начал читать дальше: — «Вместо того чтобы сместить герцога Монте… Монтенуово, внука Марии Луизы и Не… Неперга», — чтоб их черт забрал, приличных имен и то не могли себе подыскать! — «его величество Франц Иосиф письменно выразил свое удовлетворение тем, что испанская церемония была строго соблюдена».
Старший из двоих, севших в Чермее, встал.
— Может, вы кончите, наконец, с этими испанскими церемониями?
Читавший чуточку опустил руку с газетой и с интересом посмотрел поверх листа на незнакомца. Слушатели его тоже подозрительно глянули на нового пассажира. А он босиком зашлепал к ним, потянул носом, отчего кустики его усов вздернулись.
— Откуда едете? — спросил он, блеснув на них маленькими лукавыми глазками.
— Это мы-то откуда едем?
Читавший газету окинул взглядом стоявшего перед ним человека. Увидев его босые ноги, он хотел было уже ответить ему, но передумал.
— Это мы-то откуда? Откуда едем, спрашиваете?.. Да мы в Будапешт едем… — бросил он равнодушно. Потом приподнялся слегка и сел на «Непсаву».
— Мы тоже, — ответил незнакомец, — и по тому же делу, то-ва-рищи, — подчеркнул он последнее слово и кивнул.
Читавший газету наморщил лоб и, видимо решив испытать собеседника, посыпал короткими вопросами:
— У вас тоже?
— Тоже.
— Многих?
Босой пассажир сжал сперва губы, потянул носом, да так, что у него кончики усов затрепетали, и ответил: