Все, кроме д-ра Кеменя, испуганно вскочили. А Кемень нагнулся и чуть не упал со стула. Однако с величайшим усилием поднял чудом не разбившийся бокал и поставил на стол. Гости снова сели на свои места.
— Душа полна тайн, — уныло изрекал д-р Кемень, словно оправдываясь. Он старался сидеть прямо, гораздо прямей, чем обычно. — Я не пьян…
Вайда перебил его и снова заговорил о своем.
— Один мой дружок приехал из Парижа и рассказывал: там по улицам ходят нищие китайчата. Какое-то парижское благотворительное общество выписало их прямо из Китая. За каждого ребенка уплачивают родителям по двадцать пять франков в год. Прибыль грандиозная. «Сорренто» по сравнению с ней… тьфу! Поняли вы меня? — спросил он у Шниттера.
— Нет.
— Как так «нет»? Будапешт спокойно может принять пятьдесят китайчат.
— Ну и что?
— На проезд нужно десять тысяч крон. Рискнуть мне? Адрес я уже получил. Послать деньги или нет?
— Посылайте.
— Вам-то легко говорить! А ведь если выйдет заваруха, то плакали мои десять тысяч крон! Скажите лучше откровенно: что говорит Интернационал? Будет заваруха или нет?
— А с какой стати ей быть? — Селеши поднял свою непомерно большую голову.
— Не будет! — бросил Доминич.
— Я ненавижу всякие заварухи! — воскликнула Фелицаи.
— А вам не жалко этих малышей? — спросила Вайду г-жа Доминич. — Ведь это ужасно…
Доминич буркнул:
— Ладно, уж так и быть, куплю тебе китайчонка… можешь посадить его в клетку рядом с Лаурой.
— Милостивая государыня! — обратился Шниттер к Шаролте, радуясь, что может отвязаться от Вайды. — То, что вы говорите, трогательно. Но покуда существует капитализм, будет существовать и всяческое свинство… Не стоит обращать внимания на такие пустяковые извращения… Это общество не знает чувства меры. Каждый живет в нем, как хочет…
— Увы, не каждый!.. Я, например, мечтала о ребенке…
— Сударыня! — воскликнул пьяный Кемень. — Я… — И голос его захлебнулся.
Все громко засмеялись. Селеши уткнулся в тарелку.
— Гони их в шею! — прошипела жена. — Не то они еще здесь…
Вайда вышел. Он-то собирался в другое место, но теперь попал на кухню. А уж раз вошел туда, как не ущипнуть Маришку? Девочка оттолкнула его. Вайда заметил Пишту, свидетелей он не любил и сразу пошел прочь. Вернулся в комнату. Фелицаи была занята. К Шаролте у него не было интереса. Г-жа Селеши с неподвижными глазами напомнила ему чучело тощей лисы.
Маклер презрительно опустил губы и налег на вино.
Тем временем проголодавшийся Пишта съел отбивную котлету и со злости на Вайду, а может и от смущения, залпом осушил стакан вина. Непривычный напиток тотчас ударил ему в голову.
— Маришка, у меня шумит в голове!
— Смотри… Как бы не заметили.
— Я не боюсь! — крикнул мальчик и выпил еще стакан вина.
— Пишта, ты с ума сошел!
Мальчик улыбнулся, погладил Маришку по щеке и спросил:
— А ты хочешь артисткой стать?
— Что такое?
— Брось их к черту! Я отведу тебя в цирк, и ты станешь артисткой.
— Это еще что такое?
— Это… — но объяснить не успел, ибо из комнаты послышался голос г-жи Селеши:
— Пишта!
— Не пойду! — сказал мальчик, передернув плечами.
— Ступай сейчас же! — прикрикнула на него Маришка.
— Пишта!!!
Мальчик вошел в столовую, но взгляд его остановился не на г-же Селеши, а на Бешке Фелицаи, перед которой стояли на коленях Доминич и Вайда. Пиште показалось, что они устроили спектакль.
— Ты что глаза вылупил? — спросила Фелицаи, гордая своей новой победой.
Захмелевший Пишта не удержался, подошел ближе и забормотал улыбаясь:
— «Свободная сцена»… Городской парк…
Ничего страшнее он и сказать не мог. Эстрадная певичка из Городского парка!
Г-жа Селеши сухо рассмеялась и уставилась в тарелку, злорадно выжидая, чем все это кончится.
Д-р Кемень залился краской. Он, как рыцарь, должен потребовать удовлетворения и защитить честь Фелицаи.
— Кто этот наглый щенок? — глухо прошипел он.
— А вам не все равно? — ухмыльнулась г-жа Селеши.
— Ах так?.. Словом, он не родственник и прочее? — Д-р Кемень, шатаясь, подошел к мальчику и схватил его за ворот. — Что ты сказал? — спросил он снова.
— Ничего.
— Ах ты жулик, оборванец, да я так стукну тебя по башке, что своих не узнаешь. Проси прощенья!
— А за что мне прощенье просить? Что я плохого сделал?
— Повторяй за мной! — Д-р Кемень дергал Пишту. — «Я, последний уличный сорванец, прошу прощенья!»
— Не буду! — ответил Пишта, взглянув на Бешке Фелицаи, точно она одна и могла защитить его.