Актриса показала ему язык.
— Не буду! — еще яростнее крикнул мальчик.
Д-р Кемень вцепился Пиште в волосы.
— Отпусти его, Йошка! — Шниттер схватил д-ра Кеменя за руку. — Что ты привязался к нему? Возьми себя в руки!
— Пишта! — мягко сказала мальчику г-жа Селеши. — Ступай в кондитерскую и принеси мороженое!
— Да здравствует мороженое! — завопил Вайда и начал разливать вино по бокалам.
Все чокнулись. Этим мгновеньем и воспользовался д-р Кемень. Он, будто шутя, потащил Пишту к выходу и в дверях так наподдал ему коленкой, что мальчик вылетел в коридор.
— А теперь неси мороженое! — сквозь зубы прошипел д-р Йожеф Кемень.
Пишта вышел на улицу. В голове шумело, на душе было горько. Но плакать не хотелось. Хватит того, что его унизили там, наверху, а заплачешь, еще и сам себя ненавидеть будешь. Это он тоже чувствовал.
Мальчуган уже вышел на проспект Юллеи в дамских ботинках на высоких каблуках, в белом халате и в поварском колпаке на голове — вся улица небось смотрит на него и смеется: «Кок!»
Не доходя до кондитерской, Пишта встретил Пирошку Пюнкешти. Ему стало стыдно, он хотел пройти мимо, но девушка заметила его.
— Ты куда идешь, Пишта? — спросила она и погладила пылающую щеку мальчика: — Как ты вырос!..
Пишта вдруг разрыдался, обнял Пирошку и прижался к ее губам, да таким долгим, горячим поцелуем, что Пирошка не сразу опомнилась.
— Ты что, с ума сошел? — Она с ужасом оттолкнула мальчика.
— Не-ет! Нет! — рыдая, ответил Пишта. — Я сбегу из дому и буду жить у вас… Когда вырасту, женюсь на тебе.
Девушка почуяла, что с Пиштой творится что-то неладное. Она стерла с губ мокрый, горячий, непонятный поцелуй мальчишки, который был на два года моложе ее. Потом тихо спросила:
— Что, отец отдал тебя в учение к повару?
— Нет! — крикнул Пишта. Он сорвал с головы белый накрахмаленный колпак, швырнул на землю и бросился топтать его. Потом скинул и ботинки на высоких каблуках. И стал вдруг совсем маленьким. Пирошка заметила дамские ботинки, но притворилась, будто не видит ничего. Осторожно, опасаясь, что мальчик снова полезет целоваться, она привлекла его к себе.
— Да не подымай ты шума, — шепнула она, — народ ведь на улице. Надень ботинки, колпак, и пойдем.
Теперь Пишта вел себя уже, как обычно, так, будто девушка была его матерью. Растроганный, он послушно побрел за ней.
Девушка погладила мальчика по голове.
— Вот ты опять хороший! Таким и надо быть, Пишта. А теперь ступай, куда тебя послали, и завтра приходи к нам… Тогда и поговорим.
Пишта послушался. Нахлобучил испачканный колпак и пошел в кондитерскую.
…Вернувшись с мороженым, он не стал звонить в дверь, а постучался в кухонное окно. Медленно поставил мороженое на стол, а сам, утомленный и разбитый, сел на табуретку. Маришка заметила, что у парнишки заплаканы глаза.
— Ешь, Пишта, не горюй! — сказала она и положила перед ним на тарелку отбивную котлету и цыплячью ножку.
В кухню доносился громкий говор пьяной компании.
— Quo vadis, пролетарий? — гремел голос Доминича. — Куда идешь, пролетарий?.. Не бойтесь, господин Вайда, войны не будет. Кто-кто, а товарищ Шниттер это знает!
— Мадемуазель Бешке, — загремел он снова, — будьте уверены, мадемуазель, что заместитель секретаря профсоюза металлистов, — и Доминич даже присвистнул, — всегда и во всем постоит за себя!
Пишта тупо жевал котлету, наливал себе вино и пил.
— Господи Иисусе! — воскликнула Маришка, только тут заметив, что Пишта пьет вино. Она отставила бутылку и положила мальчику на тарелку еще одну отбивную котлету. — Ешь побольше мяса, тогда не опьянеешь!
Мальчик улыбался. Его тонкие губы стали еще тоньше. Он притворился, будто послушался Маришку, но стоило ей отвернуться, как тут же схватил бутылку и прижал ее к губам. Вино, булькая, полилось в горло, выступило на уголках губ, закапало на подбородок, расползаясь красными пятнами по белой груди халата.
В этот миг распахнулась дверь. На пороге кухни показалась г-жа Селеши. Увидев бутылку, она завопила не своим голосом:
— Вино лакаешь, негодяй! Отбивные жрешь? Идиот! А ты, Маришка, потакаешь ему? — вдруг зашептала она, чтобы не услыхали гости. — Ах ты, шлюха, потаскушка! Скандал-то какой! — Г-жа Селеши кинула взгляд на коробку с мороженым. — Мороженое тает, а они расселись, жрут, пьют, вместо того чтобы прийти и сказать: «Мороженое уже здесь!»
Она влепила пощечину Пиште, потом Маришке, которая молча стояла перед ней. Пишта вскочил было с табуретки, но г-жа Селеши костлявой рукой швырнула его на место, схватила за волосы и принялась колотить головой об стол.