На улице Бетлена Пиште пришло вдруг в голову, что где-то недалеко живет тот самый старик учитель, который хорошо относился к нему. «Пойду и спрошу у него…» А что спросит, и сам не знал. «Помогите, дядя учитель». И слезы у него посыпались градом. Он зашел в знакомый дом на улице Бетлена, позвонил в квартиру учителя. Но дверь не открывалась — видно, никого не было дома.
— И разговаривать со мной не хочет, — обиженно прошептал мальчик и побрел вниз по лестнице. Уже там, внизу, ему послышалось, будто сверху кричит Доминич: «Quo vadis?»
Шатаясь, вышел он из ворот. На улице стояла тишина. Прохожих было мало. Пишта примостился на пороге какой-то лавчонки. Снял ботинки, чулки.
— Что значит «Quo vadis»? — забормотал он. — Что такое пролетарий?
Он с трудом поднялся. Оставил ботинки и чулки у порога. Какой-то малыш понес их за ним, но Пишта крикнул:
— Не надо!
Малыш испугался, выпустил ботинки из рук, и они, стуча, упали на булыжник.
Пишта подошел к полицейскому, стоявшему на углу улицы Бетлена и проспекта Иштвана. Полицейский глянул на босого мальчонку в поварском халате. Мальчик едва держался на ногах.
— Ах ты мерзавец, да ты ж пьян!
— Ерунда!.. — Пишта махнул рукой и пошел дальше. Он слышал, как хохочет у него за спиной полицейский.
Сам не зная как, он очутился на площади Богадельни. Там он встал перед огромным готическим собором с двумя устремленными к небу башнями. Смеркалось. Мальчик сложил ладони, вскинул худенькие руки и с мольбой протянул их кверху. Казалось, будто маленькая церквушка умоляет о чем-то могучий кафедральный собор: «Помоги мне!..» Собор молчал. Руки мальчугана опустились, и он, поднявшись по ступенькам лестницы, вошел в двери храма.
Сквозь красные стеклышки узких и высоких окон готического собора пробивались лучи заходящего солнца. Казалось, на плиты и стены собора тоненькими струйками льется кровь. Пишта прошел к алтарю, позади которого, склонив голову набок, висел распятый на стене обнаженный Христос. Распятие и стоявший перед ним мальчик были залиты кровавым солнечным сиянием. Пишта, прижав руки к груди, повалился на колени. Потные белокурые волосы упали ему на лицо.
— Над тобой тоже глумились всегда? — плача, спросил он.
За спиной по мраморным плитам пола глухо зазвучали медленные величественные шаги.
— Что ты тут делаешь? — строго спросил кто-то густым басом. Пишта обернулся. Шагах в десяти от него стоял огромного роста священник. Мальчик хотел встать. Но не мог. Ноги у него подкосились. Наконец он все же встал и, шатаясь, добрел до огромного священника. Пал перед ним на колени. Поцеловал край рясы. Слезы капали из глаз Пишты.
— Святой отец, помогите!.. — сорвалось с губ мальчика.
Священник сдвинул брови.
— Ах ты, пьянчуга поганый, негодяй этакий!.. — Он оглянулся на алтарь: все ли в сохранности? Потом наклонился к мальчику. — А ну, дыхни!
Голова мальчика качнулась, губы коснулись щеки священника. Тот с отвращением отдернул голову.
— Так я и знал! — крикнул он и, схватив мальчика за руку и больно сжав ее, рывком поднял его с пола.
Пишта заревел. Звонкий, полный отчаяния детский голос, отдаваясь от стен, заметался под сводами храма гулким эхом. Священник схватил мальчика за шиворот и поволок его к выходу. Голова Пишты раскачивалась из стороны в сторону, босые ноги больно ударялись об острые углы скамеек. У дверей храма священник рывком швырнул Пишту, да так, что он долетел до края паперти и покатился вниз по лестнице на гравий площади. Расшиб колени, нос, лоб, губы. Все лицо было в крови и в пыли. Дверь собора гулко захлопнулась.
Некоторое время мальчик лежал оглушенный. Потом встал, пополз на четвереньках по безлюдной площади Богадельни и уселся на скамейке. Голова кружилась. Тыльной стороной руки он вытирал кровь с опухших губ. Ему стало дурно, и он прижался лбом к спинке скамьи. Потом опустил на нее голову и заснул.
…Его разбудил могучий грохот военного оркестра. Где он, что с ним случилось? Он встал на скамью перед громадным, темным кафедральным собором — крохотный босоногий мальчишка в белом халате. Был уже поздний вечер. Вслед за военным оркестром шла огромная толпа с горящими факелами. «Ура! Война!» — гудела площадь, и эхо отскакивало от стен собора. «Долой Петра, сербского царя!»
Черная толпа с воплями растекалась по улицам. А на измученного, оглушенного мальчика, стоявшего на скамейке, падал отсвет трепещущих факелов.
Часть вторая
ИДУТ ПОЕЗДА…
