При тогдашнем нашем настроении это звучало полным диссонансом, а между тем предсказание Розена о возможной гибели России, не могущей по его убеждению благополучно вынести тяжесть войны, оказалось вещим… <…>
В области общественной деятельности, связанной с войной, мне пришлось поработать с 1915 по 1917 г. на помощь русским военнопленным в Германии и в Австро-Венгрии. Число их увеличивалось по мере развития военных операций и к концу войны превышало миллион. Очень скоро в Россию стали доходить слухи об очень тяжелых физических и моральных условиях их жизни в концентрационных лагерях. С помощью представителей нейтральных держав ужасы положения военнопленных и их нужды были выяснены в подробностях, и наиболее отзывчивые во всех случаях массовых бедствий Союзы земств и городов первые начали широкую организацию помощи военнопленным пищевыми продуктами, одеждой, книгами и пр…. Большое число добровольных, конечно, бесплатных, работников отдавало свое время этой работе, и она несомненно давала всем нам, не бывшим непосредственно на фронте, нравственное удовлетворение, особенно когда мы стали получать непосредственно от военнопленных письма с обращением, как сильно улучшилось их положение со времени вмешательства в это дело русских общественных организаций. В общем, к 1917 г….дело это приняло грандиозные размеры: за границей были основаны два крупных агентства, через которые в большинстве шли посылки, письма и пр. Не следует забывать, что один факт отыскания в живых того или другого лица – для его родственников имел громадное значение, а отыскивать их при миллионном числе разбросанных по двум странам пленных требовало обширной, систематически работающей организации. <…>
Война коснулась и меня в том отношении, что пришлось принимать деятельное участие в особом совещании при заведующем отделом снабжения армии – по холодильному делу, пришлось побывать на севере Финляндии для осмотра доставленной туда норвежской сельди для армии и, наконец, посетить и фронт для осмотра складов рыбы для армии. <…>
Поездка в Финляндию зимой, где я посетил несколько городов, была интересна в отношении наблюдения о настроении финляндцев по отношению к русским. Не скажу, чтобы я особенно хорошо знал Финляндию и финнов, но я частенько бывал в Выборге, Гельсингфорсе, любил их порядок, честность и доброе отношение к русским, был благодарен им за приют, который они всегда оказывали политически преследуемым русским писателям и деятелям… равно и за радушие, с которым финны встречали и провожали русских, застрявших за границей и проезжавших в 1914 г. в тяжелых материальных условиях через всю Финляндию, чтобы добраться до Петербурга.
Но с тех пор, как Финляндия наполнилась полками русской действующей армии и военный гнет и произвол военачальников коснулся финнов, когда они познакомились с распущенным русским солдатом, когда вся их мирная нормальная жизнь была нарушена и они стали жить в постоянной тревоге, – отношение их к русским за время какого-либо одного года резко изменилось, и это я почувствовал очень определенно во время своей поездки по Финляндии зимой 1915/16 г. Повсюду только и слышались жалобы на солдат и офицеров, финны сделались скрытными, и прежняя простота нравов, – вроде предоставления на железнодорожных буфетах есть сколько хочется за одну финскую марку и платить при выходе, – исчезла окончательно. И было больно и за русских, и за финнов по случаю такой перемены.
Поездка на фронт летом 1916 г. была для меня не менее поучительной… Осматривая эти гигантские провиантские магазины с громадными запасами всевозможных пищевых продуктов для всепожирающей миллионной армии, я не мог освободиться от впечатления, что все это богатство отобрано от массы оставшегося в тылу мирного населения, которое рано или поздно ощутит нехватку во всем этом добре. Все это полунасильно изъято из общего обращения и предназначено питать солдат. Что делать? Это необходимость, вызываемая войной, и с ней приходится мириться.
Но вот с чем трудно было мириться – это с бесполезной гибелью этого собранного со всех концов матушки России добра. Между тем я при осмотре складов видел горы подмоченного сахара, риса, сухарей и пр.
Соленая рыба оказалась испорченной вследствие отсутствия соответствующих прохладных помещений для ее хранения, а главное, вследствие слишком длительного пути: вместо 10–14 дней вагоны с ней путешествовали из одного места в другое в некоторых случаях около месяца, и, конечно, качество рыбы пострадало. <…>