Перед Следственной Комиссией Гучков показывал, что он телеграфно уведомил ген. Рузского о своем приезде, но для того чтобы на телеграфе не знали о «цели» поездки, он пояснял, что едет «для переговоров по важному делу, не упоминая, с кем эти переговоры должны были вестись». Этот секрет полишинеля не раскрывается в опубликованных документах, т.к. среди них нет, странным образом, указанной телеграммы, но вся телеграфная переписка Ставки и штаба Северн. фронта не оставляет никакого сомнения в том, что приезд думской делегации носил совершенно официальный характер и мотивировался необходимостью непосредственных переговоров с Царем. По дороге Гучков послал другую телеграмму – ген. Иванову, «так как желал встретить его на пути и уговорить не предпринимать никаких попыток к приводу войск в Петроград»72. Гучков утверждал даже, что «дорогой пришлось несколько раз обмениваться телеграммами». По дороге в Псков Гучков и Шульгин останавливались в Луге, что привело к значительному запозданию с их прибытием в Псков. Чем же вызвана была такая остановка? Гучков не упомянул об этой остановке в показаниях. Ничего не сказал специально о ней и Шульгин, упоминающий об информационном разговоре по прямому проводу с Ивановым и каких-то остановках на станциях, где Гучков «иногда говорил короткие речи с площадки вагона… это потому, что иначе нельзя было: во-первых, стояла толпа народа, которая все знала… т.е. она знала, что мы едем к Царю… И с ней надо было говорить». Историк и мемуарист – каждый по-своему будут толковать остановку в Луге «контрабандой» выехавших из Петербурга думских посланцев. Ген. Мартынов, автор одной из наиболее ценных работ, посвященных февральскому перевороту, на основании неизвестных нам данных (автор имел возможность пользоваться и неопубликованными архивными материалами) изображает дело так, что делегаты были задержаны на ст. Луга «восставшими рабочими и солдатами», которых «с величайшим трудом удалось убедить в том, что поездка в Псков не преследует никаких контрреволюционных целей». Инж. Ломоносов, имеющий тенденцию преувеличивать реальную опасность, которая грозила «революции» со стороны продвигавшихся с фронта эшелонов ген. Иванова, – опасность совершенно не эфемерную в обстановке 2 марта, – со слов правительственного инспектора Некрасова, который сопровождал гучковский поезд и систематически сносился с центром, задержку в Луге объяснял именно этим опасением. Будущий председатель местного совета солдатских депутатов ротм. Воронович даст совершенно иную версию. Утром 2-го в 9 час. с экстренным поездом из Петербурга прибыл в Лугу по поручению Врем. Комитета член Думы Лебедев в сопровождении полк. ген. штаба по фамилии тоже Лебедева. Эта миссия имела задачей наладить порядок в городе, организовать местную власть и обеспечить путь следования Императора в Царское Село. Лебедев объявил, что «через несколько часов из Петрограда выедут в Псков члены Думы Гучков и Шульгин, которым поручено вести переговоры с Государем, и результатом этих переговоров явится приезд Государя в Ц. Село, где будет издан ряд важнейших государственных актов». Военный комитет ответил Лебедеву, что, «не будучи поставлен в известность относительно истинной цели поездки Николая II в Царское и не зная, как к этому отнесутся петроградские солдаты и рабочие, он отказывается дать сейчас какие-либо гарантии». (Ждали возвращения из Петербурга специально посланного за информацией делегата.) Пытался получить «гарантии» и прибывший затем Гучков, более часа ведший в парадных комнатах вокзала переговоры с представителями временного военного комитета. «Расстроенному упорством комитета Гучкову так и пришлось уехать в Псков, не добившись успеха». Таковы пояснения Вороновича… По тем или иным причинам выезд делегатов из Луги носил более помпезный характер, нежели это рисовалось в Петербурге, – по крайней мере ген. Болдырев, занимавший пост ген.-кварт. штаба Северного фронта, в дневнике отметил, что Гучков и Шульгин прибыли в Псков в сопровождении «5 красногвардейцев» (так Болдырев назвал гучковскую свиту, потому что у них на груди были «красные банты»).
72
«В то время, – пояснял очень обще в Комиссии Гучков, – были получены сведения, что какие-то эшелоны двигаются к Петрограду. Это могло быть связано с именем Иванова, но меня это не особенно смущало, потому что я знал состояние и настроение армии и был убежден, что какая-нибудь карательная экспедиция могла, конечно, привести к некоторому кровопролитию, но к восстановлению старой власти она уже не могла привести».