- Никак не могу привыкнуть к секретарю-мужчине, - сказал он. - Конечно, я понимаю, что место женщины в семье, но, видите ли, мне и на службе очень нравятся женщины.
- Я бы скорее завел себе партнера, чем секретаря-мужчину, - сказал я.
Ешоннек вежливо улыбнулся.
- Итак, я полагаю, вы хотели бы приобрести бриллиант.
- Бриллианты, - поправил я его.
- Понимаю. Просто камни или какое-нибудь украшение?
- Откровенно говоря, я ищу одну вещицу, которую украли у моего клиента. - Я протянул ему свою визитную карточку. Он внимательно изучил ее, не выказав никакого беспокойства. - Ожерелье, если быть точным. У меня даже есть с собой снимок.
Я достал фотографию и протянул ему.
- Замечательная вещь, - сказал он.
- Каждая багетта весит не меньше карата.
- Вполне возможно, но я не вижу, чем бы мог вам помочь, господин Гюнтер.
- Когда человек, который украл это, придет к вам и предложит купить, буду очень признателен, если вы мне позвоните. Естественно, за ожерелье обещана большая награда. Я имею полномочия обещать двадцать пять процентов от страховой стоимости ожерелья тому, кто поможет вернуть его владельцу.
- А можно спросить имя вашего клиента, господин Гюнтер?
- Обычно мы не сообщаем имени клиента, - сказал я, поколебавшись для вида. - Но я вижу, что вы принадлежите к людям, способным хранить чужие тайны.
- Вы слишком любезны.
- Это ожерелье индийское, и принадлежит оно индийской принцессе, прибывшей в Берлин на Олимпийские игры по приглашению правительства. Слушая эту вдохновенную ложь, Ешоннек нахмурился. - Сам я не знаком с принцессой, но мне говорили, что это самое прелестное создание, которое когда-либо появлялось в Берлине. Она остановилась в отеле "Адлон", где несколько дней назад это ожерелье украли.
- Украли у индийской принцессы? - переспросил он. - В таком случае, интересно, почему об этом ни строчки в газетах? И почему полиция не занимается этим делом?
Я глотнул кофе, чтобы продлить драматическую паузу.
- Руководство "Адлона" стремится избежать скандала. Тем более что совсем недавно там же произошло несколько крупных краж драгоценностей, совершенных, как потом выяснилось, Фаулхабером.
- Да-да, я помню, читал об этом в газетах.
- Разумеется, ожерелье застраховано, но где дело касается репутации такого отеля, как "Адлон", не может быть и речи о том, чтобы оно пропало. Вот и все. Надеюсь, вы меня понимаете.
- Ну что ж, господин Гюнтер, я сразу же свяжусь с вами, если что-нибудь узнаю, - сказал Ешоннек, доставая из кармана золотые часы и демонстративно глядя на них. - А сейчас прошу меня извинить, я должен идти.
Он встал и протянул мне свою пухлую руку.
- Спасибо за то, что смогли уделить мне свое драгоценное время. Провожать меня не надо.
- Не будете ли вы так добры сказать моему секретарю, чтобы он зашел ко мне?
- Конечно.
Он попрощался со мной, вскинув руку в нацистском приветствии.
- Хайль Гитлер, - неразборчиво пробормотал я в ответ.
Его худосочный секретарь сидел в приемной и читал журнал. Я начал объяснять ему, что он должен зайти к боссу, и тут на глаза мне попались ключи, лежавшие на столе рядом с телефоном. Он заворчал, с неохотой поднялся с места, а я задержался у дверей.
- У вас есть лист бумаги? - спросил я.
Он показал на блокнот, сверху которого как раз и лежали ключи.
- Можете оторвать отсюда, - сказал он перед тем, как скрыться в кабинете Ешоннека.
- Спасибо.
К связке ключей был прикреплен ярлычок "Кабинет". Я вытащил из кармана портсигар, в котором у меня был пластилин, и сделал по три оттиска для каждого ключа: два с боков и один с торца. Вы, наверное, считаете, что я в это время следовал какому-то безотчетному импульсу, так как размышлял о своей беседе с Ешоннеком. Но дело в том, что у меня всегда при себе кусок пластилина, и если есть возможность пустить его в ход, грех не воспользоваться. Вы бы очень удивились, если бы узнали, как часто помогал мне пластилин.
На улице я нашел телефонную будку и позвонил в "Адлон". С "Адлоном" у меня связано много приятных воспоминаний, и там у меня остались еще друзья.
- Здравствуй, Эрмина, это Берни. - Эрмина работала на коммутаторе "Адлона".
- Куда ты пропал? Ты у нас тысячу лет не появлялся.
- Занят был.
- Фюрер тоже занят, но он все-таки находит время, чтобы заглянуть к нам и помахать рукой.
- Тогда мне нужно купить себе "мерседес" с открытым верхом и ездить в сопровождении двух всадников. - Я закурил. - Эрмина, сделай мне небольшое одолжение.
- Какое?
- Если вам позвонит один человек и спросит тебя или Бениту, есть ли среди гостей индийская принцесса, скажи, что есть. Хорошо? Но если он захочет с ней поговорить, скажи, что она не отвечает на звонки.
- И это все?
- Да.
- А у этой принцессы есть имя?
- Ты знаешь какие-нибудь индийские имена?
- Знаю. На прошлой неделе я видела индийский фильм, и героиню звали Мужми.
- Не возражаю, пусть будет Мужми. Спасибо, Эрмина. Я тебе вскоре позвоню.
Я отправился в ресторан в "Пшорр-Хаус", где взял тарелку бобов с беконом и, конечно, пару кружек пива. Ешоннек либо совсем ничего не понимает в бриллиантах, либо что-то скрывает. Я же говорил ему об индийском ожерелье, тогда как любой специалист без труда определит, что оно фирмы Картье. Кроме того, он не поправил меня, когда я назвал камни ожерелья багеттами. Ведь всем известно, что багетты - это прямоугольные камни или квадраты с правильными гранями. Ожерелье же Сикса состояло из бриллиантов округленной формы. Я сказал, что каждый камень весил не меньше карата, но в действительности они весили в несколько раз больше, и это было заметно.
Итак, разузнал я не очень много и сделал несколько ошибок. Ну что ж, не всегда удается взять палку сразу и за тот конец, который тебе нужен. Однако у меня возникло предчувствие, что когда-нибудь мне снова придется побывать в кабинете Ешоннека.
Глава 8
Из "Пшорр-Хаус" я отправился в "Дом Отечества", в котором кроме кинотеатра, где я должен был встретиться с Бруно Штальэкером, размещались бесчисленные бары и кафе. Здесь всегда полно туристов, но огромные уродливые - почему-то здесь предпочитали серебристую краску - залы и бары с миниатюрными фонтанчиками и игрушечными железными дорогами всегда казались мне ужасно старомодными. Все тут напоминало причудливый мир довоенной Европы с его механическими игрушками и мюзик-холлами, силачами в трико и дрессированными канарейками. "Дом Отечества" отличался от других увеселительных заведений еще и тем, что здесь требовали плату за вход. Это вызвало недовольство Штальэкера.