- Эта девушка, очевидно, любовница Пфарра. Надо бы ее отыскать.
Я не согласился.
- Если об этом узнают полицейские, мы окажемся в глупом положении. Они, несомненно, с ней уже беседовали, а ковырять в носу, в котором побывал уже чей-то палец, мне бы не хотелось.
Я снял телефонную трубку и попросил соединить меня с господином Сиксом.
Ответил Фаррэй, дворецкий.
- Это Бернхард Гюнтер. Скажите, можно попросить господина Сикса или господина Хауптхэндлёра?
- Прошу прощения, господин Гюнтер, но их нет дома. Утром они оба на собрании, а потом, по-моему, на открытии Олимпийских игр. Вы хотите им что-нибудь передать, господин Гюнтер?
- Да. Передайте им, что я напал на след.
- Это все, господин Гюнтер?
- Они поймут, что я имею в виду. И пожалуйста, сообщите это им обоим, Фаррэй, прошу вас.
- Хорошо, господин Гюнтер.
Я положил трубку.
- Ну что ж... - Я помолчал. - Двинемся в путь.
За десять пфеннигов мы доехали на метро до станции "Зоопарк", отремонтированной по случаю Олимпийских игр. Фасады домов, расположенных напротив станции, тоже были покрашены. Но небо, в котором с шумом плыл дирижабль "Гинденбург" с прикрепленным к днищу олимпийским флагом, определенно нахмурилось.
На улице Инга подтвердила мои опасения.
- Наверное, будет дождь. Так им и надо. А еще лучше, если бы дождь лил две недели подряд.
- Да, погода - это единственное, что им еще неподвластно. - Я тоже решил высказаться. Мы уже подходили к тому дому на Курфюрстенштрассе, который искали. - Пока господин Хауптхэндлер со своим хозяином отсутствуют, я хотел бы на минуту заглянуть к нему. Подождите меня в ресторане Ашингера. - Инга сначала запротестовала, но я объяснил: - Кража со взломом преступление серьезное, и я не хотел бы, чтобы вы были рядом, если меня обнаружат. Понятно?
Она нахмурилась, но согласилась. Только проворчала мне вслед:
- Упрямец.
Дом под номером сто двадцать оказался пятиэтажным зданием, в котором, если судить по внешнему виду, были очень дорогие квартиры. В таких домах обычно тяжелые черные двери, мало сказать, отполированные - наверное, негр, если бы он оказался рядом, увидел бы в них свое зеркальное отражение.
Я постучал огромным латунным дверным молотком в форме хомута, и на мой стук явился тщедушный смотритель с замедленными, как во сне, движениями. Я поднес гестаповский значок прямо к его слезящимся глазкам, для большей убедительности рявкнув: "Гестапо!", грубо оттолкнул его субтильную фигурку в сторону, а затем прошел в вестибюль. Каждой клеткой он излучал страх.
- Номер квартиры господина Хауптхэндлера!
Когда до привратника дошло, что я пришел не для того, чтобы его арестовать, он немного расслабился.
- Третий этаж, квартира номер пять. Но сейчас его нет дома.
Я ткнул в него пальцем.
- Мне нужен ключ от этой квартиры.
Не усомнившись ни на секунду в правомочности моего требования, он тут же вытащил небольшую связку ключей и снял один с кольца. Я выхватил ключ из его трясущихся рук.
- Если господин Хауптхэндлер вернется, позвоните мне по телефону и после первого гудка положите трубку. Ясно?
- Будет исполнено, все ясно, - ответил он, прерывисто дыша.
Комнаты в апартаментах Хауптхэндлёра располагались на двух уровнях. Дверные проемы были оформлены в виде арок, а натертые до блеска деревянные полы застелены восточными коврами. Во всем была такая аккуратность, что могло показаться, что здесь никто и не живёт.
В спальне стояли две большие кровати, туалетный столик и пуфик. Сама комната и вся обстановка были выдержаны в зеленовато-желтом и коричневом тонах, причем преобладал цвет персика. Мне это все было не по душе. На кроватях лежали раскрытые чемоданы, а на полу валялись пустые фирменные пакеты крупных универсальных магазинов, в том числе "С и А", Грюнфельда, Герсона и Тица. Я заглянул в чемоданы.
Первый принадлежал женщине, и меня поразило, что все, что там находилось, выглядело совершенно новым. У некоторых вещей даже ярлычки оставались на месте, неоторванными, а по чистым подошвам туфель было несложно догадаться, что их ни разу не надевали. В другом чемодане - видимо, самого Хауптхэндлера - новых вещей, пожалуй, совсем не было, кроме отдельных принадлежностей мужского туалета.
Бриллиантового ожерелья я не обнаружил ни в том, ни в другом. Но на туалетном столике лежала папка размером с бумажник, в которой я нашел два авиабилета компании "Дойче Люфтганза" на рейс до Кройдона, Лондон, отправление из Берлина в понедельник вечером. Это были билеты на имя господина и госпожи Тайхмюллер.
Перед тем как покинуть апартаменты Хауптхэндлера, я позвонил в отель "Адлон". Трубку сняла Эрмина, и я поблагодарил ее за помощь в истории с индийской принцессой. Я не знал, работает ли уже подслушивающее устройство, которое должны были установить на этот телефон люди Геринга из Управления научных исследований. Во всяком случае, я не услышал никаких щелчков, и голос Эрмины не резонировал в трубке. Если разговоры уже прослушивались, то вечером я прочитаю запись своего разговора с Эрминой. И таким образом проверю, как исполняется указание Премьер-министра.
Я покинул квартиру Хауптхэндлера, спустился на первый этаж и вернул ключи смотрителю.
- О том, что я был здесь, никому ни слова. Иначе это плохо для вас кончится. Понятно?
Он молча кивнул. В ответ я вытянул руку в нацистском приветствии, чего гестаповцы, кстати, никогда не делают, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание. Но я решил усилить эффект.
- Хайль Гитлер!
- Хайль Гитлер! - повторил смотритель и, салютуя, уронил ключи.
* * *
- Это дело мы должны распутать до понедельника. - Я рассказал Инге об авиабилетах и двух чемоданах. - Самое любопытное, что в женском чемодане все вещи новые.
- Видимо, ваш Хауптхэндлер понимает, как ухаживать за женщинами.
- Все только что из магазина - пояс для чулок, сумочка, туфли. Ни одной ношеной вещи. Как вы думаете, что это означает?
Инга молчала. Она все еще обижалась на меня за то, что я не взял ее с собой.
- Может быть, у него новая работа - ходит по домам и предлагает женскую одежду.
Я по-прежнему недоумевал.
- Ну хорошо, - рассуждала вслух Инга, - допустим, у женщины, с которой он летит в Лондон, нет хорошей одежды.