- Скорее всего, у нее вообще нет одежды. Несколько странная женщина, вы не находите?
- Берни, приходите как-нибудь ко мне. Вы увидите женщину, у которой нет никакой одежды.
На секунду я отвлекся, решив, что как-нибудь я и в самом деле окажусь в ее доме, но тут же заставил себя вернуться к теме разговора.
- Думаю, что все обстоит иначе, и таинственная дама Хауптхэндлера отправляется в это путешествие, полностью обновив гардероб, с головы до пят. Как женщина без прошлого.
- Или, - продолжала Инга, - как женщина, решившая начать жизнь сначала. - Видимо, эта версия увлекала ее все больше и больше. - Женщина, которая решила порвать со своим прошлым. Женщина, которая, вероятно, не может пойти домой и забрать свои вещи, поскольку время не позволяет... Нет, не так. У нее еще есть время до вечера в понедельник. Она, очевидно, боится идти домой, она не может этого сделать, поскольку там есть кто-то, кого она не хочет и не может видеть. - Я собирался уже высказать кое-какие соображения в развитие этой мысли, но она опередила меня: - Вероятно, эта женщина и есть любовница Пфарра, та самая, которую разыскивает полиция. Вера или Ева, забыла ее имя.
- Хауптхэндлер решил бежать с ней вместе? Ну что ж, вполне вероятно. А может, иначе. Пфарр решает объявить своей любовнице об отставке, узнав, что его жена беременна. Ситуация довольна типичная: мужчина преображается, когда узнает, что скоро станет отцом. Но это нарушает все планы Хауптхэндлера, вполне вероятно, имеющего свои виды на фрау Пфарр. А что, если Хауптхэндлер и эта самая Ева заключили союз между собой - два отвергнутых любовника, некий тандем - и заодно решили обзавестись некоторой суммой. Пфарр мог проболтаться Еве о драгоценностях жены.
Допив вино, я встал.
- В таком случае Хауптхэндлер, вероятно, где-то прячет Еву.
- Итак, мы имеем три раза по "вероятно". Это уже больше, чем обеденное меню. Сюда еще одно "наверное", и мне станет плохо.
Я посмотрел на часы.
- Пойдемте, поразмышляем над этим по пути.
- По пути куда?
- В Кройцберг.
- Но на этот раз вам не удастся под предлогом моей безопасности где-нибудь меня оставить, а все удовольствие получить самому. Понятно?
Кройцберг, Крестовая гора, - это южная часть города, парк Виктория вблизи аэропорта Темпельхоф. Здесь берлинские художники выставляют свои картины. Неподалеку от парка находится площадь Шамиссо, окруженная высокими серыми строениями, напоминающими стены крепости.
Пансион Тиллессена располагался в угловом доме - номер семнадцать, - но его закрытые ставни, сплошь заклеенные плакатами национал-социалистов и художествами КПГ, свидетельствовали о том, что в последний раз нога человека ступала здесь, когда у Бисмарка только-только пробивались усы. Не раньше.
Я подошел к парадной двери, но она была заперта. Наклонившись, я заглянул сквозь прорезь почтового ящика, но никого внутри не увидел.
По соседству, у конторы с вывеской "Генрих Биллингер, немецкий бухгалтер", угольщик раскладывал на лотках, похожих на подносы для хлеба, брикеты бурого угля. Я спросил его, не помнит ли он, когда закрылся пансион Тиллессена. Он вытер свою испачканную в саже бровь и сплюнул, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь.
- Никак не скажешь, что это был обычный пансион, - заявил он наконец. Он с сомнением посмотрел на Ингу и, тщательно выбирая слова, добавил: - Если назвать этот дом заведением с дурной репутацией, это будет мягко сказано. Правда, не дом терпимости, но все знали, что шлюхи водят сюда своих клиентов. Я припоминаю, что видел, как еще пару недель назад отсюда выходили какие-то мужчины. Владелец этого заведения к моим постоянным покупателям не принадлежал. Так, изредка покупал у меня лоток угля, и все. Сказать точно, когда пансион закрылся, я, пожалуй, не могу. И вообще не уверен в том, что это так. Вы не смотрите, что там ставни закрыты. По-моему, они здесь никогда и не открывались.
Мы с Ингой свернули за угол, в узкий переулок, мощенный булыжником. По обеим сторонам тянулись гаражи и мелкие лавчонки. На кирпичных стенах с независимым видом сидели ободранные бродячие коты. В проеме двери валялся старый матрас, железные пружины которого упирались в землю. Было заметно, что его пытались поджечь, и в моей памяти сразу возникли почерневшие остовы кроватей с тех фотографий, которые показывал мне Ильман. Мы остановились у сооружения, которое я принял за гараж, принадлежавший пансиону. Я заглянул в окошко, но оно было настолько грязным, что я не смог ничего разглядеть.
- Буду через минуту. - Я вскарабкался по водосточной трубе, висевшей на боковой стене гаража, на крышу, крытую рифленым железом.
- Скорее возвращайтесь! - крикнула Инга мне вслед.
Я осторожно прополз на четвереньках по проржавевшей насквозь крыше, не решаясь встать в полный рост - боялся своей тяжестью проломить крышу. Посмотрев вниз с противоположной стороны, я увидел маленький дворик, куда выходили задние двери пансиона.
Я стал искать водосточную трубу, чтобы спуститься, но с этой стороны ее не было, а крыша соседнего дома, принадлежавшего немецкому бухгалтеру, располагалась слишком низко, чтобы туда спрыгнуть. Мне повезло, что гараж не просматривался со стороны улицы - его загораживало здание пансиона, - и если бы кому-нибудь вздумалось, оторвав взгляд от скучных конторских книг, посмотреть вверх, меня бы все равно никто не заметил.
Впрочем, выхода у меня не было - прыгать придется, хотя высота здесь наверняка больше четырех метров. Что поделаешь?! Прыгнул, но ступни после этого болели так, будто по ним били резиновым шлангом.
Задняя дверь гаража оказалась приоткрытой, и если не считать кучи старых автомобильных покрышек, он был совершенно пуст. Я открыл двойные двери, впустил Ингу и запер их изнутри. Какое-то мгновение мы молча стояли в полумраке, глядя друг на друга, и я чуть было не поцеловал ее. Но для поцелуев с очаровательной девушкой есть места и получше, чем заброшенный гараж в Кройцберге.
Мы пересекли дворик и подошли к задней двери пансиона. Я подергал ручку, но дверь была заперта.
- Что будем делать теперь? - спросила Инга. - Попытаемся поднять засов? Или у вас есть отмычка?
- Что-то в этом роде, - сказал я и вышиб дверь ногой.