Глава 10
Дерфлингерштрассе расположена очень удобно – совсем рядом со зданием министерства авиации, построенным по самому последнему слову архитектурной моды и расположенным на углу Вильгельмштрассе и Лейпцигерштрассе, не говоря уже о Президентском дворце на соседней Лейпцигерплац. Так что от Дерфлингерштрассе фон Грайсу было буквально два шага до его хозяина – шефа Люфтваффе и Премьер-министра Пруссии.
Апартаменты фон Грайса располагались на четвертом этаже красивого многоквартирного дома. В нем не было консьержки, поэтому наверх я прошел, не задерживаясь. Постучав в дверь, молоточком, я стал ждать. Прошла минута, другая, и, так как мне никто не открывал, пришлось наклониться – посмотреть сквозь прорезь почтового ящика. Затем я толкнул створку, и, к моему великому изумлению, дверь открылась.
Не нужно быть полицейским, чтобы понять: в квартире все было перевернуто вверх дном. Все буквально. На паркете в коридоре навалом лежали книги, листы бумаг, конверты и совершенно пустые папки. Повсюду – битое стекло. О его происхождении можно было догадаться по пустым дверцам большого книжного шкафа с секретером.
Я прошел через одни двери, через другие и вдруг услышал, как где-то в соседней комнате скрипнул стул. Я машинально сунул руку в карман за пистолетом. Но пистолет, к сожалению, остался в машине. Тогда я бросился к тяжелой кавалерийской сабле, которая висела рядом на стене, и тут услышал хруст стекла за спиной, затем резкий удар по шее – и я провалился куда-то в пропасть.
Впечатление было такое, что я пролежал на дне колодца несколько часов, хотя сознание потерял, видимо, ненадолго, на минуту-другую. Возвращаясь к действительности, я сначала почувствовал какую-то неимоверную тяжесть – откуда-то издали доносился неведомый мне голос, – потом кто-то поднял меня под мышки, протащил несколько миль и бросил в водопад.
Приходя в себя, краем глаза я увидел мужчину, который меня ударил. Это был настоящий великан со вздувшимися щеками и огромным ртом, как мне показалось, набитым хлебом. На шее у него болталась рубашка – вроде тех, что в парикмахерской надевают на клиента, – а сама шея была такой мощи, что хоть в плуг впрягай. Сказать, что под пиджаком чувствовались стальные мышцы, – значит не сказать ничего, скорее всего, там были пружины из кожаного дивана. Рукава пиджака были ему явно коротки, из рукавов торчали кулаки, размерами и цветом напоминавшие пару вареных омаров.
Тяжело дыша, я попробовал повернуть голову, но от невыносимой и резкой боли в шее стал медленно оседать.
– О Боже, чем это вы меня огрели? Куском рельса?
– Прошу прощения, – сказал великан. – Но когда я увидел, что вы бросились к сабле, я решил вас чуть придержать.
– Значит, мне здорово повезло, что вы не решились сбить меня с ног, а то бы... – Тут я заметил, что он держит в своих ручищах мои документы. – Значит, кто я такой, вам уже известно. Мне, в свою очередь, тоже хотелось бы знать, с кем я имею честь разговаривать. Лицо что-то очень знакомое.
– Ринакер. Вольф Ринакер. Гестапо. Вы ведь когда-то служили полицейским, если я не ошибаюсь? В Алексе?
– Служил.
– А теперь вы в роли ищейки, верно? И какие же дела вас сюда привели?
– Я разыскиваю фон Грайса:
Я оглядел комнату, она была в страшном беспорядке, но при этом казалось, что из вещей ничего не пропало. На буфете – пустые ящики валялись на полу – стояла безукоризненно чистая серебряная подставка для блюд, а вдоль стен аккуратными стопками лежали картины, написанные маслом. Здесь, несомненно, побывали не обыкновенные грабители, а те, кто искал то, что им нужно.
– Вот как... А вы знаете, чья это квартира?
– Я полагал, что господина фон Грайса.
Ринакер покачал своей огромной, размером с ведро, головой.
– Он бывал здесь только изредка. А сама квартира принадлежит Герману Герингу. Но об этом почти никто не знает. Почти никто.
Он закурил сам и бросил пачку сигарет мне. Я тоже закурил, испытывая к великану чувство благодарности. Правда, тут я заметил, что руки у меня трясутся.
– Итак, во-первых, – продолжал Ринакер, – как вы узнали этот адрес? Во-вторых, зачем это вам вдруг понадобился фон Грайс? Может быть, вы ищете то, что искали люди, которые побывали здесь первыми? Наконец, еще один вопрос: где же, интересно, находится сам фон Грайс? То ли он прячется неизвестно где, то ли его похитили. А может статься, его уже нет в живых. По крайней мере, я этого не знаю. Обыск в этой квартире мы произвели неделю назад. Сегодня я решил заглянуть сюда, чтобы еще раз убедиться в том, что я в прошлый раз ничего не пропустил, и тут появляетесь вы. – Он глубоко затянулся. В его ручище – большой кусок окорока – сигарета выглядела как щепочка. – Я только сегодня и занялся этим делом вплотную. И теперь, пожалуй, готов выслушать вас.
Я сел и подтянул галстук.
– Мне еще надо во всем этом разобраться. – Я попытался поправить совершенно промокший воротник. – Мой друг из Алекса сказал, что полиция об этой квартире ничего не знает, и вот я прихожу сюда и застаю вас. Это наводит меня на мысль, что вам или тому, на кого вы работаете, хотелось бы, чтобы именно так все и думали. Вам необходимо найти фон Грайса или по крайней мере заполучить в свои руки то, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, раньше, чем это сделает полиция. И это не серебро и не картины, поскольку все эти ценности остались на месте.
– Продолжайте.
– Если это квартира Геринга, значит, вы – человек Геринга. Геринг, конечно, не собирается доставлять удовольствие Гиммлеру, которому в свое время он вынужден был передать руководство полицией и Гестапо. Так что Герингу меньше всего хочется, чтобы люди Гиммлера сунули нос в это дело.
– А вы ничего не перепутали? Не забыли, что я из Гестапо?
– Конечно, Ринакер, ко мне можно подойти сзади и ударить по голове, но из этого не следует, что голова у меня глупая. Мы ведь оба знаем, что друзья в Гестапо у Геринга остались. Да это и неудивительно, он стоял у истоков организации.
– А знаете, вы, наверное, неплохой детектив.
– Мой клиент, так же как и ваш, не горит особым желанием привлечь полицию к участию в этом деле. А это означает, что я могу быть с вами откровенным. Моего клиента интересует картина – это масло, – которая у него пропала. Но поскольку приобрел он ее не совсем легально, то, как вы понимаете, в такой ситуации лучше будет обойтись без полиции.
Ринакер молчал, и потому я продолжил:
– Несколько недель назад эту картину украли у него из дома. И тогда он обратился ко мне. Я встречался с разными дилерами и выяснил, что Герман Геринг – большой знаток искусства, что в Каринхалле у него коллекция старых мастеров и не все эти работы попали в коллекцию законным путем. Я слышал, что у него есть доверенное лицо, господин фон Грайс, который по его поручению приобретает произведения искусства. Поэтому я решил прийти сюда и попытаться с ним на эту тему поговорить. Кто знает, может быть, картина, которую я ищу, недавно висела на этой стене.
– Все может быть, – ответил Ринакер. – Пока будем считать, что я вам верю. А чья картина и что на ней изображено?
– Это картина Рубенса. – Моя находчивость удивляла меня самого. – Две обнаженные женщины на берегу реки. Называется «Купальщицы» или что-то в этом роде. У меня в офисе ее фотография.
– А кто ваш клиент?
– Боюсь, что этого я вам сообщить не могу.
Ринакер медленно сжал пальцы в кулак.
– Надеюсь, что это сможет вас переубедить.
Я пожал плечами.
– И все равно я вам не назову его имя. Не из благородства и не потому, что мне дорога репутация моего клиента – все это чепуха. Дело в том, что мне обещан очень серьезный гонорар. У меня появился шанс стать по-настоящему богатым, и если эта история обойдется мне в несколько синяков и сломанных ребер, я уж как-нибудь перетерплю.