– Тебе нужно когда-нибудь побывать в Веддинге и Нойкельне. – Инга говорила о тех районах Берлина, в которых Компартия Германии все еще сохраняла крепкие позиции.
– Понятно, там живут люди, которые знают, каковы условия на этом строительстве и какая там нищенская зарплата. Многие считают за лучшее вообще не подавать заявления на пособие, лишь бы не попасть на строительство дороги.
Мы въезжали в Потсдам по Нойе-Кенигштрассе... Потсдам... Святыня для старшего поколения, хранящего память о прошлом, о славных днях Отечества и собственной юности. Немая, брошенная на свалку скорлупа императорской Пруссии. Город-музей, где хранят манеру говорить и сохраняют старые добрые чувства, где консерватизм доведен до абсолюта, и окна протирают с такой же тщательностью, как стекла наг портретах кайзера.
Проехав два километра по дороге на Лехнин, мы вдруг увидели, как живописный пейзаж сменился какими-то бессмысленными нагромождениями: там, где когда-то был самый красивый в окрестностях Берлина уголок природы, теперь простиралась широкая коричневая полоса развороченной экскаваторами земли. Здесь проходил участок автострады Лехнин – Бранденбург.
Поблизости от Бранденбурга мы заметили чуть в стороне от дороги деревянные бараки и экскаваторы рядом с ними. Я остановил машину и обратился к рабочему, попросив помочь мне отыскать мастера. Он показал на человека, стоявшего в двух метрах от нас.
Мастер оказался коренастым мужчиной среднего роста, с обветренным, румяным лицом. Его живот – пожалуй, выразительнее, чем у женщины на последнем месяце беременности, – нависал над поясом, как если бы это был дорожный рюкзак. Он понял, что мы направляемся лично к нему, и, словно собираясь вступить в схватку, поддернул брюки, вытер тыльной стороной ладони заросший щетиной подбородок и, отставив назад ногу, перенес большую часть своего веса на нее.
– Скажите, это вы – мастер?
Ответом мне было молчание.
– Меня зовут Гюнтер, Бернхард Гюнтер. – Мы уже стояли друг против друга. – Я частный детектив, а это моя помощница, фрейлейн Инга Лоренц.
Я протянул ему свое удостоверение.
Мастер кивнул Инге и углубился в изучение моих документов. В его манере поведения можно было угадать педанта.
– Петер Вельзер, – представился он. – Чем могу быть вам полезен?
– Я хочу видеть господина Бока. Надеюсь, он поможет нам в поисках пропавшего человека.
Вельзер усмехнулся и снова подтянул брюки.
– Господи Иисусе, это по-своему забавно. – Он сплюнул. – За одну эту неделю у меня пропало трое рабочих. Может, вы попробуете их найти?
– И что. Бок один из них?
– По милости Божьей, нет. Бок – работяга, бывший заключенный, пытается начать новую жизнь. Я надеюсь, вы не собираетесь ему в этом мешать.
– Господин Вельзер, мне всего лишь нужно задать ему пару вопросов. Я вовсе не собираюсь избить его дубинкой, а затем засунуть в чемодан и отвезти обратно в тюрьму Тегель. Он сейчас здесь?
– Наверное, он у себя в бараке. Я вас туда провожу.
Мы последовали за ним к одному из длинных одноэтажных деревянных строений, стоявших с краю – там, где когда-то был лес, превращавшийся теперь в отрезок автострады. У крыльца мастер обернулся к нам:
– Народ у нас довольно бесцеремонный, так что лучше будет, если фрейлейн останется здесь. Приходится принимать их такими, какие они есть. Они могут быть неодеты, кто их знает.
– Берни, я подожду в машине.
Я виновато посмотрел на нее и поднялся по ступенькам вслед за Вельзером. Он снял деревянную задвижку, и мы вошли в комнату.
Стены и пол внутри были выцветшего желтого цвета. Вдоль стен стояло двенадцать коек, на трех из них я вообще не заметил матрасов, на трех других сидели мужчины в одних трусах и майках. В центре барака коптила черная чугунная печь в форме котла – ее труба выходила наружу через отверстие в потолке. Рядом с печью стоял большой деревянный стол, за которым сидело четверо мужчин, игравших в скат[28], наверное, по пять-шесть пфеннигов.
Вельзер обратился к одному из игроков:
– Этот парень приехал из Берлина. У него есть к тебе вопросы.
Огромный детина, словно из цельного куска вырубленный, с головой, размером с пень, сначала внимательно изучил ладонь своей ручищи, потом посмотрел на мастера и, наконец, с подозрением уставился на меня. Другой человек встал со своей койки и с демонстративным безразличием принялся подметать пол.
Обычно меня представляли несколько иначе, поэтому неудивительно, что Боку перспектива этого разговора особой радости не доставила. Я уже собирался кое-что пояснить, но в этот момент Бок рванулся вперед и двинул мне левой рукой сбоку по челюсти, чтобы проложить себе дорогу к двери. Удар был не очень сильный, но в ушах у меня раздался звук, похожий на свист закипающего чайника, и я качнулся в сторону. После этого в голове у меня зазвенело таким монотонным звоном, какой бывает от удара половником по оловянному подносу. Когда я наконец пришел в себя, то увидел, что Вельзер склонился над запрокинутым туловищем Бока, как мне показалось, потерявшего сознание. В руке он держал лопату для угля, которой, очевидно, и ударил этого верзилу по голове. В ту же минуту послышался звук отодвигаемых стульев – партнеры Бока по карточной игре вскочили на ноги.
– Спокойно! – заорал Вельзер. – Этот парень не полицейский, черт вас возьми, а частный детектив. Он здесь не затем, чтоб арестовать Ганса, он должен задать ему какие-то вопросы, и вся история. Понятно? Он ищет человека, который пропал.
Вельзер обратился к одному из игроков:
– Эй, ты! Помоги-ка мне поднять его. – Затем взглянул на меня: – Все в порядке?
Я рассеянно кивнул.
Вельзер вместе с этим работягой стали поднимать Бока, и я видел, с каким трудом это им дается. Они усадили его на стул и стали ждать, пока тот придет в себя. Остальным мастер велел на десять минут выйти из барака. Люди на койках молча повиновались, было заметно, что Вельзеру привыкли подчиняться, и притом быстро.
Когда Бок очнулся, Вельзер объяснил ему снова, кто я и зачем здесь. Жаль, что он не сделал этого сразу.
– Если я вам понадоблюсь, я буду рядом на улице.
Вытолкнув последнего человека из барака, Вельзер оставил нас вдвоем.
– Если вы не мент, значит, один из парней Красного.
Бок говорил, скривив рот набок, так что язык его кончиком уходил куда-то за щеку, а мне волей-неволей приходилось изучать некое розовое плато – можно сказать, центральную часть этого маятника.
– Послушайте, я ведь не законченный идиот. – Он говорил, явно самовозбуждаясь. – Я не так глуп, чтобы дать себя убить, выгораживая Курта. Я и вправду не знаю, где он.
Я вытащил портсигар, чтобы предложить ему сигарету. Дал прикурить, а потом закурил сам, не говоря ни слова.
– Во-первых, я не из парней Красного. Я действую как частный детектив. Вельзер тебе об этом сказал. Но челюсть у меня что-то ноет, и если ты не ответишь на все мои вопросы, ребята из Алекса запишут твое имя на листочке бумаги, чтобы с помощью жеребьевки решить, кого из пансиона Тиллессена отправить под нож для изготовления мясных консервов.
Бок напрягся.
– И если ты сдвинешься с этого стула, поверь мне, я сломаю тебе шею пополам.
Я подвинул к себе стул и поставил на него ногу, чтобы опереться на колено.
– У вас нет доказательств, что я там был.
Я усмехнулся:
– Неужели? – И, глубоко затянувшись, выпустил струю дыма ему в лицо. – Во время своего последнего визита в этот притон ты предусмотрительно оставил там свою квитанцию о получении зарплаты. Я нашел ее в печи рядом с орудием убийства. Потому-то мне и удалось разыскать тебя здесь. Конечно, сейчас там ее нет, но мне ничего не стоит вернуть ее на место. Полиция пока не нашла тело, но только лишь потому, что мне все недосуг позвонить туда. Эта квитанция несколько осложняет твое положение. Квитанция найдена рядом с орудием убийства, и, можешь поверить мне на слово, этого вполне достаточно, чтобы отправить тебя на плаху.