Удивлённый Нессельроде кивнул и обвел взглядом офицеров. Те реагировали по разному: кто выжидательно молчал, кто пожимал плечами, а кто и согласно кивал. Фефёлов, помнивший о сюрпризе, который в прошлый раз преподнесли им барон и его гость, только улыбнулся в усы.
— Я, право, не знаю… — заговорил наконец штабс–капитан. Я здесь не хозяин… как решит господин полковник?
— Я, пожалуй, поддержу пари. — ответил Фефёлов. Остальные офицеры, дождавшись решения командира, облегчённо закивали.
— Одна только деталь, — продолжал подполковник. — у вас, капитан, семнадцать ружей? А барону и его друзьям ведь тоже понадобится оружие. Значит, нас будет только двенадцать человек.
— Нет, именно семнадцать. — ухмыльнулся Корф. Мы, с вашего позволения, сами позаботимся о своём снаряжении.
— Слушай, Вань, а как дела у Сергея Алексеевича?
Мальчики сидели в Николкиной комнате. За окном накрапывал мелкий октябрьский дождик; у Овчинниковых начали топить печку, так что в тепло было чрезвычайно. Пасмурная хмарь за окном постепенно густела, дело шло к вечеру.
Ваня пожал плечами.
— Да ничего, вроде. Дядя Макар особо не распространялся. Говорит — ранение было очень тяжёлое, он только–только выкарабкиваться начал. Ольга всё время возле него сидит, да и сам доктор, видишь, не слишком–то часто тут появляется…
— Да… вздохнул Николка. — После фестиваля я его, почитай, и не видел. Зато твой папа всё время здесь.
Еще бы! — подтвердил Иван. Они с Вильгельмом Евграфовичем целыми днями то в Московской Духовной академии пропадают, то дома сидят за компом. Хорошо, всё ж, что отец сумел разыскать ту криптографическую программу, серьезное подспорье…
Они скоро собираются прочесть те металлические пластинки? — уточнил Николка.
— Ну…. замялся Ваня. — До пластинок, знаешь ли, еще далеко. Они сейчас по большей части с Маалюльским текстом работают. Папа говорит — коптский текст уже перевели, но там много непонятного — например, несколько зашифрованных кусков. Вильгельм Евграфович обещает где–то через месяц закончить с основной частью текста, но пока… Этот египтянин постарался, как мог — часть текста вообще написана зеркальным письмом, причем — самая, похоже важная.
Значит, будем ждать. — вздохнул гимназист. — Жаль, конечно; все так надеялись, что там окажется что–то интересное…
— Так оно и оказалось! — подтвердил Ваня. — Вот, отец с господином Евсеиным уже точно сказали, что уже знают, как закрыть портал. Правда, делать этого всё равно нельзя… пока, во всяком случае.
— А почему «пока»? — спросил Николка. Олег Иваныч, вроде, в прошлый раз рассказывал, что этот способ совсем закрывает порталы — значит, им пользоваться вообще никогда нельзя будет?
— Да они вроде бы, нашли там что–то о том, что портал можно не закрыть, а как бы это…. свернуть. Ну, привести в такой вид, чтобы его можно было перенести на другое место. Вот сейчас над этим куском и бьются. Господин Евсеин говорил, что там, вроде бы, не хватает большого фрагмента в тексте манускрипта, и придётся запрашивать Боргхардта, в Александрии. Потому они сейчас и возятся с пластинами — хотят подобрать сочетания значков, которые обозначают перенос портала, ну и всё, что с этим связано. Как подберут — отправят Боргхардту, тот просмотрит все свои пластины и попробует заняться переводом.
— Так он же, вроде бы, вам все копии пластин отдал? — спросил Николка. — Можно и здесь перевести…
— Можно–то можно, — воздохнул Иван. — Только очень уж это сложная работа. А немец — он всё же спец, каких мало, Евсеину до него ой как далеко. Может, он скорее сделает?
— Хорошо бы. Кивнул Николка. А то я, честно говоря, как на иголках сижу — всё жду, когда кто–нибудь посторонний заинтересуется. И так уж, ходим через наш двор туда–сюда…
Это точно. — согласился Ваня. — Папа с Корфом вообще собираются предложить Василию Петровичу снять у него все квартиры в доме — чтобы меньше свидетелей было..
— Не получится. — вздохнул Николка. — Дядя Василий об этих студентах очень уж печётся. Ему много раз предлагали куда более выгодных жильцов, а он — ни в какую; не хочет студентов на улицу выставлять, и всё тут!
— Да уж… российский интеллигент. — усмехнулся Ваня. — Нет–нет, ты не подумай, я вовсе даже и не осуждаю. Конечно, студентов выгонять нельзя. Только сам подумай — а нам–то что делать? Студенты — народ внимательный и думающий…. Где гарантия, что кто–то из них уже к нам не присматривается? А тут ещё Яша сообщает, что эта сволочь Геннадий к студентам подходы ищет…
— Ну так они там, в Университете — попытался возразить Николка. — А у нас всё больше из Технического и Межевого [14].
— Да какая разница? Студенты есть студенты. Этот их Лопаткин тоже, между прочим, из Бауманки… то есть, прости, из Технического училища. А где гарантия, что он с тем же Васютиным не приятельствует?
Васютин — это была фамилия одного из постояльцев овчинниковского дома, студента четвертого курса Императорского Технического училища. Студента Васютина в доме знали как деятельного молодого человека, у которого постоянно бывали в гостях студенты из разных московских учебных заведений. Ходили слухи о том, что Васютин был связан с «политическими». Дворник Василия Петровича, Фомич, относился к Васютину с нескрываемым подозрением и не раз бурчал, что «пора–де барину этого шелопута выставить вон». Однако Василий Петрович, крайне трепетно относящийся к московской студенческой вольнице, и слышать ни о чём не хотел.
— Может ты и прав. — пожал плечами Николка. — Очень даже свободно… слушай, а может попросим Яшу это уточнить? Он же сыщик теперь…
— Вряд ли. — покачал головой Иван. Вчера он был у нас, долго разговаривал с папой и бароном. Я немного слышал — Яша там, вроде бы, по уши занят. Геннадий, понимаешь ли, познакомился с каким–то очень подозрительным польским студентом, так что наш друг теперь денно и нощно эту публику пасёт. Говорит — там что–то очень важное, и связано с террористами. Так что нет, думаю, у него времени не найдется.
— Ну тогда давай мы сами? — Николке явно понравилась эта идея. — Попробуем проследить за этим Васютиным. А вдруг он и правда связан с Лопаткиным? Ты представляешь, как это тогда важно?
— А что, давай. — согласился Ваня. — Только времени вот нет совершенно. У тебя вон, гимназия, у меня тоже учёба началась… когда? Слушай, может так? Я, для начала, раздобуду пару жучков — и попробуем всадить их в комнату к Васютину. Попишем его пару дней, а там уже определимся. Идет?
— Мальчики! Обедать! — голос Ольги Георгиевны помещал Николке ответить товарищу. — Николка, Ваня, выходите, все уже за столом!
— Ладно, потом поговорим, — сказал гимназист, и они направились в столовую, где за большим круглым столом собиралась к ужину семья Овчинниковых.
До чего же мне нравится ужинать в гостях у Николки! Наверное, один из самых важных обычаев нормальной семьи — это совместные трапезы. В наше время мало в каком доме это сохранилось; рабочий график, вечерние развлечения вне дома, то–сё… сейчас, если вдуматься даже и телевизор вместе не смотрят. А зачем — если он в каждой комнате имеется, не считая компьютера? Отец рассказывал, как в его детстве еще были и совместные вечерние посиделки перед голубым (тогда так говорили) экраном, и хотя бы совместные ужины — обеды, если и случались, то лишь по выходным. Вот и у Овчинниковых Василий Петрович трапезничает с домашними только по вечерам; днем тётя Оля старательно собирает всех к обеденному столу, допуская ужин по отдельности лишь в самых крайних случаях…
За столом разговорились; это тоже, по–моему, был своего рода ритуал. Для начала Василий Петрович принялся расспрашивать Никола о школьных делах. Про Маринку–то он и так все знал; дочка училась в той же гимназии, где работал он сам, так что всё время была под присмотром. И она привычно не упускала случая подколоть кузена по какому–нибудь пустяковому поводу. Впрочем, видно было, что несмотря на все эти подколки, а так же на некоторое недоверие, которое испытывал Николка к двоюродной сестре, в семье Овчинниковых царит мир.
14
Константиновский Межевой институт. Ныне — Государственный университет по землеустройству.