В семье Веласовых сегодня праздник! Андрей Николаевич Веласов — молодой мужчина, с волосами цвета соломы и легкой щетиной на грубом подбородке, принес домой пакет счастья!
Андрей зашел в квартиру, устало фыркая и стряхивая с шапки запоздалый мартовский снег. Родная смесь разогретого фастфуда, детского питания и пластика пыхнула в лицо, вместе с жаром. Андрей скинул шапку, сбросил промокшие туфли с налипшей грязью. Носки промокли и оставили на паркете черноватые следы.
— Маш, ты дома?
— Я на кухне! — крикнула жена.
— На кухне. Может, встретишь мужа, нет?
— Да… да блин, у меня тут горит!
— Еще бы у тебя не горело, — буркнул под нос Андрей, скидывая пальто. Взмокшая рубашка прилипла к спине, подмышками чувствовался вязкий жир, натертый зад горел адским пламенем — здравствуй Приморский март, будь ты проклят. Андрей зашел в кухню и бросил хмурый взгляд на женщину в сером фартуке. Короткие светлые волосы, тонкая фигура, ставшая немного рыхлой после беременности, отвратная обвисшая задница — он это любил. Или думал, что любит.
— Привет, — сказала она, нависая над плитой.
— Ага. Я тут кое-что прикупил. Может уже отвлечешься от плиты, а? — раздражался Андрей.
— Ок, что там…
Маша обернулась и бросила взгляд на стоящий на столе пакет с коробкой. Удивленно округлила взгляд и, вытерев руки о кухонное полотенце, заглянула.
— Ты купил ее?! — взвизгнула Маша. — Купил?
— Да, и еще тортик взял, раз уж такое дело.
— А ты ее уже проверял?
— Конечно проверял! Давай, открывай уже.
— Погоди…
Плита зашипела.
— Блин, давай ты откроешь? Я минут через пять все.
Андрей пожал плечами и достал из пакета коробочку дорогого вида. Запах свежей покупки перебил душные пары квартиры. Немного повозившись, Андрей аккуратно вскрыл упаковку и, хрустя защитной пленкой, вытащил на свет новенькую, профессиональную камеру с широким объективом. Маша выключила печку и, отложив лопатку в сторону, повернулась.
— Ух ты! А она хорошо снимает?
— Она ахуенно снимает. Топ контент будем пилить.
Маша весело взвизгнула и парой быстрых движений сняла фартук и прижалась к мужу, обнимая за шею.
— Ты мой добытчик…
Взгляд Андрея впился в висящий на стене кондиционер. На циферблате запредельная температура, пробуждающая ярость в душе.
— Нахуя ты такую температуру выставила?
— Я не выставляла.
— А кто выставил? Бабайка? Маш, ты заебала со своим кондиционером! — вспылил Андрей и быстро выдернул аппарат из сети. — И так жарко, я мокрый как сука, а ты еще жару мне тут устраиваешь. Двадцать шесть градусов, ты ебанутая?
— Иди ты нахуй это не я! И вообще, я тут тебе готовила, стояла у плиты весь день, а ты…
«Сейчас будет концерт, — подумал Андрей»
— Кондици… ци… - слезы потекли по ее щекам.
Истерика. Опять. И ведь ничего другого не умеет, кроме как рыдать как первокласница. Ох, как Андрей ненавидел эти слезы. Эти завывания, эти всхлипы, этот детский писк, фальшивый как накладные волосы на ее голове, в день их знакомства. Он хотел ударить ее, пока не начался вой. Зарядить пощечину, звонкую как в фильмах.
“На, сука! И она падает, держась за щеку. — Хватит твоих фальшивых слез!»
— Ты меня не любииишь. Я… я для тебя…
«Прогнула»
Андрей болезненно вздыхает и нежно обнимает ее за плечи, вдыхая запах волос.
— Ну прости, — шепчет он. — Прости. Я не хотел. Просто очень устал таскаться по городу. Еще с соседом, пидорасом, сцепился за место. Прости.
— Ничего, — отвечает Маша, вытирая слезы. — Я не ставила двадцать шесть. Я не вру.
— Конечно не врешь. Прости.
— Ладно, — улыбаясь, ответила Маша и поцеловала его в губы. — Разве тебя можно не простить?
Андрей отвечает на поцелуй и отстраняется, убирая коробку со стола.
— Сейчас переоденусь и будем обедать. Павлик?!
На кухню весело и бойко вбежал мальчик семи лет. Рыжие волосы, веснушки на лице, вечно любопытный взгляд. Шумный, взбалмошный денежный мешочек. Андрей улыбнулся и, взяв камеру, присел перед ребенком на корточки.
— Смотри, сынок, какая у папы камера!
— Кхамеха! — весело крикнул Павлик и засмеялся.
— Да, камера. Сейчас пообедаем и будем играть в паровозики и машинки, а папа будет играть с камерой.
— Играть! Хочу игрушку!
— Я же тебе недавно машинку купил? Наигрался что ли?
— Хочу еще игрушку.
— Ладно, но сначала съешь все, что мама приготовила.
Ребенок бойко запрыгнул на стул и забарабанил ручками по столу.
— Не балуйся! — рявкнула Маша. Ребенок обижено затих.
«Замечательно, — думал Андрей, скидывая на пол мокрую рубашку. — Игрушку он, блядь, захотел»
Андрей заглянул в зеркало и недовольно почесал вскочивший на подбородке прыщ.
«Совсем избаловали. У меня в его возрасте из игрушек только фантик от конфеты был. А если начинал выпрашивать, то батя за ремень и пиздить как сидорову козу. Тоже что ли отпиздить, чтобы меньше выебывался? Хм, обидится же. А мне еще два видоса снимать, стрим в пятницу — это вообще пиздец. Надо придумать, чем его занять на два часа. Придется купить какого-нибудь робота тыщ за пять — десять. Донатами отобью, да еще и в плюс уйдем, если рекламка подвернется»
— Андрюш, ты там скоро? Все стынет!
— Уже иду! — крикнул он, натягивая на потное тело свежую рубашку. Мерзко и противно, но время не ждет. Надо успеть заснять к четырем, чтобы к девяти уже кинуть на канал.
***
После обеда Павлик играет вяло — это бесит Андрея, но он не показывает виду. Веселая музычка, яркий свет, яркие краски — все как для умственно отсталых. Андрею пришлось повозиться с настройками камеры, но теперь он сидел на полу, улыбаясь до ушей.
— Качество огонь, — сказал он. — На порядок выше.
— Папа? — спросил Павлик, отрываясь от игры.
— А?
— Папа?
— Да говори уже, пока не включил!
— Я хочу писеть.
— Еб твою… ладно, иди. Только быстрее, ладно? Иди иди давай!
«Хочу писать, хочу игрушку хочу хочу хочу… серьезно, если бы не писать видос, уебал бы ремнем»
Павлик выбежал из туалета и сел возле игрушек. Детский взгляд уныло скользнул по блестящему паровозику, по разбросанным солдатикам кислотного цвета, по высокому, ярко-красному камазу на радиоуправлении, анбокс коего принес полтора миллиона просмотров.
— В чем дело, Павлик?
— Я не хочу играть.
— Не хочешь играть?
— Не-а. Я погулять хочу.
— На улице грязь да говно, какие прогулки?
— Я хочу гулять! — требовательно буркнул Паша. — Не хочу играть в игрушки!
«Ах ты ж!»
Андрей на миг вспыхнул, сжимая кулаки. Хотелось врезать по этой избалованной морде, разбить в кровавые сопли.
Вспышка гнева проходила медленно, точно алая волна полнящаяся багровыми грозами, уходящая от каменистого берега. Андрей, отключив камеру, подошел к надувшемуся сыну.