— Да газуй ты, пидорас! — заорала рожа, брызгая слюной.
— Пошел нахуй! — донеслось из соседней машины. — Я щас выду все ебало тебе разломаю. Будешь зубы пол жизни вставлять, уебище!
«О боже, — судорожно вздохнула Лиза. — Еще драки на дороге не хватало. Тогда пробка до вечера затянется!»
И, будто в ответ на ее мысли, соседние машины загудели. Из некоторых донеслись предостерегающие угрозы, с обещанием покалечить обоих, если хоть один выйдет из машины.
-… ага-ага, щас. Морда не треснет? — захихикала Маша.
— Маш, — начала Лиза, глубоко вдохнув.
— А? Подожди подруга, — буркнула та в динамик. — Чего?
— Я… да ничего.
— Да нет, ты говори. Не стесняйся, подруга. Что случилось?
— Да я просто… не знаю. Тебе не кажется, что зарабатывать на ребенке как-то… ну не знаю, не правильно что ли.
— Ой, ты прям как хейтеры говоришь, — хихикнула Маша. — А что тут неправильного? Паша просто играет. Ну, коробочки открывает всякие. Что в этом такого? Он что так бы играл, что так. Андрюша говорит, что все это для его же блага.
— Ну не знаю, Маш, — хмуро пожала плечами Лиза. — Столько внимания в таком возрасте.
— А что, по-твоему мой Павлик не заслуживает внимания? — вдруг резко спросила Маша.
— Я… что ты, конечно заслуживает.
— А в чем тогда проблема?
— Да ни в чем просто… ну, как-то это неправильно, — ответила Лиза и тут же осеклась, встретившись взглядом с подругой. Впервые она увидела в ее глазах давно забытый оттенок презрительного снисхождения, вспыхнувший лишь на мгновение. — Я просто боюсь, что бы что не случилось, подруга. Я переживаю за тебя.
— И я за тебя тоже, Лиз, — с демоническим сахаром в голосе ответила Мария. — Все у нас хорошо, не волнуйся. Хочешь, можешь и свою девочку к нам привести. Вместе с Пашей поиграют.
— Н…нет, нет спасибо. У нее кружок после обеда, — еле нашла отговорку Лиза. — Да и контрольные на носу. Надо готовиться.
— Ну ладно. Как хочешь. Но если передумаешь — приводи. У нас много всяких игрушек.
— Обязательно, подруга, — улыбаясь, солгала Лиза. — Обязательно.
***
Вечер, бар. Пахнет пойлом, потом, духами и блядьми. Играет тихая попса, звенят стаканы, плещется разбавленный всякой дрянью спирт. Андрей сидит за стойкой, усталый и злой, попивая пиво в компании старого друга. Валера как всегда мрачен и долго, пристально смотрит на дно давно опустевшей пивной кружки.
«Надо же, — снова подумал Андрей, чувствуя онемение на языке. — Валерон, етить тебя в корень. Спортсмен, красавец, первый парень на районе, а сейчас похож на молодого старика»
Залысины, морщины на лице, потухший взгляд. Но Андрей не винил его за это. Сложно не постареть, когда к тридцати трем годам теряешь все, что когда-то имел в жизни. Машина, квартира, семья, даже работа — все. Как он умудрился не вздернуться Андрей не мог понять.
— Че такой кислый, братишка? — вдруг спросил Валера, отрывая взгляд от кружки.
Долгожданный вопрос.
— Да Машка заебала, — зло буркнул Андрей. — Прикинь, эта сука спустила сегодня сто пятьдесят тысяч! Совсем берега потеряла! Я как чек увидел — охуел. Спрашиваю: «ты что, дура, пизданулась совсем»? А она в слезы и старую шарманку.
— Нихера себе, — кашлянул Валера, округляя взгляд.
— Во-во. И как думаешь, с кем она бегала по магазинам?
— С моей бывшей?
— Угадал.
— Не сложно было, — хмыкнул Валера. — Типичная херня. А ты что сделал?
— А что я могу сделать? — развел руками Андрей. — Говорю: «не трать так деньги, дура», она соглашается и делает все наоборот. Вроде поорал, вину признала, а потом все по новой. Я хер знает, что с ней делать, брат. Не пиздить же ее в самом деле.
Песня сменилась на «Выпьем за любовь». Андрей хмыкнул, удивляясь тому, что эту дерьмовую песенку все еще крутят в забегаловках, считая романтичной. Тот же бред, что и с привычкой врубать «Бутырку» в кабаках. Зеркало заведения — его музыка. Сядешь за стойку, нальешь пивка или виски (если жжет карман) и слушаешь плейлист. Если просто врубают МТВ — бар дерьмо, и сервис дерьмо. В по-настоящему хороших заведениях музыку подбирают вручную. Так, чтобы каждый трек подходил под любое настроение.
— А почему нет? — спросил Валера.
— В смысле?
— Пиздить.
— Пф, и сесть? — усмехнулся Андрей.
— Хуй ты сядешь, братишка, — улыбнулся Валера. — Декриминализовали давно.
— Хуй знает, — хмыкнул Андрей, чувствуя легкий дискомфорт от поднимаемой темы.
Насилие всегда притягивало его, пленяло, иной раз завладевая умом. Андрей получил прекрасное воспитание от жестких родителей и уяснил, что бить женщин и детей — неправильно. Однако все чаще мысли об ошибочности этих наставлений закрадывались в голову. Маша выносила мозг и не было гуманных способов заткнуть эту вечно рыдающую, обведённую помадой пасть. Источающую тупую лакшери хрень, годную лишь для того, чтобы сосать.
Иногда Андрей сталкивался со странными мыслями. Он шел по городу и чувствовал, будто маленький черный дьяволенок на плече вбивает в голову картины жестокости. Он смотрел на идущую рядом девушку лет шестнадцати и представлял, как выхватывает из кармана раскладной нож и выкалывает ей глаза. Как она верещит, как отбивается, а он, навалившись на нее, чувствует тепло бьющегося в агонии тела. На руках теплая кровь, вытекший глаз скатывается по напудренной щечке в траву. Представлял, как кидает шарик с кислотой в коляску молодой матери и любуется исказившимся от ужаса лицом и чавкающими воплями умирающей личинки. От этих мыслей у него вставал и кровь бурлила.
«За что? А просто так. Потому что хочу. Просто из желания причинить боль без всякой причины. Наверное, это странно»
— Послушай-ка меня, братишка, — начал Валера. — Я свою шлюху пальцем не тронул. И теперь жалею. За тысячу лет истории мужчины не придумали более действенного способа поставить на место охреневшую бабу. Даже церковь одобряла.
— Ну не знаю.
— А что тут знать? Ты думаешь, женщины — это такие же люди как ты и я? Хер ты угадал, братишка. Женщины — это животные, это скотина. Милая, ебабельная, красивая, но все равно скотина. Ну или их можно сравнить с собаками. Ты любишь ее, но если твоя собака начинает кусаться и драть мебель, ты же не будешь уговаривать ее этого не делать? Нет, ты возьмешь дрын или тапок и выбьешь из суки все дерьмо. Послушай меня: твоя Машка трахает тебе мозги. Все эти обезоруживающие слезы — чушь. Бабам поплакать как поссать сходить. Она просто хочет доить тебя, как корову. Выкачивать деньги.
— Полегче, братан.
— Пф, как скажешь, — ухмыльнулся Валера. — Не забывай: женщина не способна в принципе чувствовать такую эмоцию как «благодарность». Все, что ты для них делаешь, они воспринимают как должное (так их воспитало наше конченое общество). Ты для нее все, а она смотрит голодным-паскудным взглядом и требует еще, ведь ты же мужчина. Ты «должен».