Валера резко помрачнел и опустил взгляд в пивную кружку.
— Если бы я ее пиздил как суку, если бы все запрещал и держал как в Иране на цепи — у моей дочери был бы отец и она не встречала бы меня словами: «а мама говорит, что ты мразь, папа. Мама говорит, что ты хотел меня изнасиловать. Мама говорит, что ты не даешь нам денег, потому что не любишь меня». А я каждый месяц плачу по двадцатке алиментов, Андрюха. Вот же паскуда.
— Бля, сочувствую, братан, — болезненно ответил Андрей.
— Да ничего, — отмахнулся Валера. — Может, твоя Машка не такая, и ты ее просто избаловал. Но, бля, не спускай ей это. Она будет охуевать и дальше, пока не развалит семью. Все они животные. Такими их создала природа. Их надо держать на цепи, в «Ежовых руковицах», чтобы их паскудная сущность не взяла верх.
Андрей опустил взгляд на часы. Стрелки остановились на без десяти десять — пора ехать домой.
— Ладно, Валерон, мне надо домой ехать уже. Тебя подкинуть?
— Нет, езжай. А я еще посижу.
— Точно?
— Да езжай, заебал, — хохотнул Валера. — Не маленький, такси вызову.
— Ладно, бывай братан.
***
Андрей пожал руку и, оставив на столе полторы тысячи вышел из бара.
«Оплатил все — красавчик, — подумал Валера, доставая сигареты. — Жалко, что кончит плохо»
Терпкий дым проникает в легкие, яд никотина растекается по венам сливаясь с дешевым этиловым спиртом в гремучую смесь из не замоленных грехов. Дым перед глазами такой плотный, причудливые узоры пробуждают старые картины прошлого.
Счастливый отец отпросился с работы и возвращается домой, сжимая маленькую, но пеструю куколку в руках. Лифт не работает, приходится подниматься по лестнице, невольно созерцая произведения дворового искусства. На осыпающихся стенах бело-синего цвета: имена, угрозы, примитивные рисунки членов и бесконечный поток мата, местами настолько нетривиального, что последний прораб на стройке почтительно снимет каску.
Муж поднимается до квартиры и тихо, желая сделать сюрприз, открывает дверь. Запах бьёт в ноздри. Терпкая вонь чужой спермы и пота. Муж замирает и, опустив взгляд, видит чужие кроссовки, на глаз сорок второго размера марки «Абибас». По венам пробегает ледяной разряд, волосы встают дыбом, язык немеет. Муж на миг выходит из квартиры и смотреть на ее номер. Та самая. Его.
Полубред, но он умудряется включить телефон на запись и идет в спальню. Медленно, стараясь не дышать, мечтая увидеть пустоту. О, как он желает увидеть пустоту. Раскрыть плохо закрытую дверь и обнаружить пустую, заправленную кровать и записку: «Милый, ушла за хлебом». И вора, нервно рыскающего в поисках заначки. Воображение уже рисует картину схватки. Летит табуретка, сверкает нож! Крики, шум, гам, гул схватки. Лезвие распарывает пиджак, и вор вырывается и убегает, бросая все что успел натырить. Или он падает без сознания от прямого в челюсть. Мечты, заставляющие сердце бешено колотиться, а пальцы оставлять на телефоне жирные, маслянистые следы.
Он открывает дверь и входит в спальню.
Удивление? Шок? Округлившиеся глаза Лизы, бесстыдно стоящей на коленях перед каким-то бугаем. Его пальцы в ее волосах, его член у нее во рту. Она резко отстраняется, и тугая струя спермы бьёт ей по глазам, налипает на губы, липнет в волосах. Тяжелые белые капли падают на торчащие соски. Она смотрит в ужасе, обтирая губы, а в соседней комнате слышен тихий стук. Это Оля играет в куколки.
Валера впился пальцами в ручку пивной кружки и залпом выпил оставшееся темное пиво. Он вспомнил, как Лиза в зале суда обвинила его в домогательствах до дочери. Как она рыдала, рассказывая несуществующие истории побоев, зверств, измен, а он слушал и не мог понять. Не мог понять, когда человек, самый родной и близкий — женщина, с кем он делил горести и радости, мечты и надежды, кого целовал по утрам и с кем мечтал воспитать дочь, вдруг стала омерзительной падалью.
Она забрала квартиру, ребенка и повесила выплату долга по ипотеке на него. Из-за обвинений в педофилии его уволили с работы, а некоторые «друзья» отвернулись.
«Она всегда такой была. Они все такие»
Акт II
— Эй Павлик! Посмотри, что я тебе купил!
— Гамак!
Павлик подбежал к отцу и почти бросился в его объятия. Ребенок сиял, смеялся и был готов обнять весь мир, ведь он получил такой долгожданный подарок. Маша как всегда готовила на кухне нечто бесподобное, предназначенное усмирить ярость мужа. А усмирив — откроет дорожку для новых покупок. Она еще не подобрала туфли, а чертовы месячные не дадут пустить в ход все чары. А он еще и кредитку забрал. Из –за этого Маша вела себя очень тихо и не отсвечивала.
— Можно мне поиграть с ним?! Можно? Можно? Можно? Можно?
— Подожди, пока я его установлю, сына, — хохотнул Андрей, кладя сверток с сеткой и арматурами на пол.
— Андрюша, обед почти готов! — крикнула Маша.
— Попозже будем обедать. Сначала видос — потом все остальное.
— Остынет…
— Сначала видос, еб твою мать, потом все остальное, — рявкнул Андрей. — Надо быстрее латать дыру в бюджете. Тобой оставленную, между прочим.
Андрей зло ухмыльнулся, не услышав ответа и перевел взгляд на сияющего Павлика.
— Ну, что, Паша? Поможешь папке развернуть гамак?
— Да! Да! Да! — воскликнул малыш, захлопав в ладоши.
— Замечательно. Я схожу за камерой.
***
День прошел в привычных хлопотах. Видео монтировалось и к вечеру вышло на канале, тут же собрав по всей стране толпы нестриженых овец с детишками.
«О, Аня, смотри как мальчик разбирает новую игрушку! А какая музыка! Какие куколки и цветочки! Мимими»
«Уря!»
«Ах, какой милый мальчик! Как он счастлив! Родители — золото! Всем бы таких!»
Тупое говно тупого говна, но Андрей сдерживал отвращение. В те редкие минуты, когда он вынужден был лично светиться в кадре, его лицо и взгляд выражали полнейшую любовь, милоту и благорастворение. Деньги не пахнут и видео уже к одиннадцати часам собрало полмиллиона просмотров. Андрей чувствовал странную смесь благодарности и презрения к людям, что смотрят его канал. Вернее, канал его сына.
В стране разруха, кругом грязь и мразь, с крыш свисают здоровенные сосули-убийцы, а смотрит это стадо «Лучика Веласа». Великолепно. Хотя, он прощал им это, считая, что подобный контент отвлекает шумных деток от дел родителей и дает несчастным, проклянувшим семейный быт парам хоть немного побыть наедине с угасшими чувствами.
— Ты установил ему гамачок? — спросила Маша, укладываясь в кровать.
— Да, — устало ответил Андрей, залезая под одеяло. — Выглядит убого, конечно, но ему нравится.
— Это главное.
— Главное, чтобы он не пизданулся с него, — фыркнул Андрей. — Слушай, Маш, завтра мне надо будет уехать по делам. Запишешь стрим без меня? Просто включишь камеру и пусть играется гамаком минут тридцать сорок? Мини трансляция — для галочки.