Конечно, можно было бы оставить грабителя и уйти, но это означало бы то, что он останется безнаказанным с точки зрения закона. И, выздоровев, скорее всего вернётся к своему занятию. Он ведь наверняка, используя свой экстраординарный для бастарда Яр, достиг всех доступных ему вершин криминальной иерархии в этом районе. А ограбить меня нужно было для поддержания авторитета в глазах шестёрок, которые платят ему дань и прибежали сообщить, что по району гуляет дворянин.
То есть, оставив его здесь, я позволю существовать организованной преступности в этом районе, которая в данный момент наверняка держится на этом человеке. Что же важнее, моя тайна или долг гражданина и дворянина?
Я снова подумал, живы ли те трое, которых я приложил о стену. Нужно было пойти и проверить. Усач застонал.
— Так, тихо ты. Никуда не уходи, — велел я ему и снял с него паутину: сил у него нет, и деваться ему некуда, зачем на него тратить энергию? Экономя Яр, я не стал взлетать. В четыре огромных прыжка, используя Яр как батут для каждого шага, я вернулся в переулок, где началась битва.
Двое из нападавших лежали не шевелясь, третий слабо шевелился. Я приблизился к нему.
— Живой? — спросил я.
— Ага, — прохрипел он. — Ребра сломаны, кажись.
Я пожал плечами и сказал:
— Ну, назвался груздём — полезай в короб. Назвался преступником — получай отпор.
Он промолчал.
— Ты как вообще, жить-то дальше настроен? — спросил я.
Он испуганно зыркнул на меня из-под сросшихся бровей и кивнул.
— Усатый товарищ твой с раздробленным коленом за углом лежит, — поделился я с ним последними новостями, — пойдём, прогуляемся до него, и я подумаю, что с вами делать.
Держа его за шиворот, я подвёл его к лежащему на земле у стены усачу.
— Ну, как ты тут? — весело спросил я. Тот не ответил.
Присмотревшись повнимательнее, я понял почему: за ту минуту, что меня с ним не было, кто-то воткнул длинный и тонкий нож ему в сердце, да так там и оставил. Видимо, у него было много врагов среди местного криминалитета. Золотые украшения с него, однако, не сняли. Убийство, очевидно, было местью, а не грабежом.
Что ж, значит, его не нужно будет сдавать околоточному надзирателю. Жаль, конечно: он бы многое мог рассказать о преступных схемах, что очень помогло бы полиции в наведении порядка в этих местах. Я повернулся к горе-грабителю.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Экин, — ответил тот, морщась от боли в сломанных, предположительно, рёбрах.
— Экин, — сказал я, — сегодня ты родился второй раз. Начни честную жизнь. В портах много работы, везде открыты бесплатные курсы повышения квалификации. Найди себя. Ты меня понял?
Экин кивнул.
— Это тебе, Экин, на память о моих словах, — я сформировал из Яра тонкое лезвие и рассёк ему тонкую кожу на брови, вырезав на ней три полоски. — Пусть эти три полоски напоминают тебе о твоём новом дне рождения. Забери его золото, — я указал на мёртвого усача, — его тебе хватит на первое время. Впредь же живи честно. Иначе я приду за тобой. Понял?
— Понял, — сказал Экин.
Кровь из рассечённой брови текла по его лицу.
— Я пометил тебя, Экин, и найду тебя, если ты будешь плохо себя вести, — присовокупил я напоследок. Не то, чтобы я знал, как его найти, если он останется преступником, но я надеялся, что произошедшее с ним и его подельниками напугает его достаточно, чтобы свернуть с криминальной дорожки.
Большими прыжками я отправился к моему скутеру. На весь путь мне не хватило Яра, но мне нужно было как можно скорее удалиться от места происшествия, и, когда он закончился, дойти до скутера мне оставалось всего ничего.
Вот и снова мой резервуар пуст. Посмотрим, восстановится ли он и на этот раз. О произошедшей стычке сейчас думать не хотелось, я решил проветриться и поехал на пляж. На этот раз я, для разнообразия, отправился на Чёрное море, ведь Константинополь выходит одной стороной на Мраморное море, а другой на Чёрное. Там я долго булькался в воде, кувыркаясь и фыркая, стараясь освободить голову ото всех мыслей и просто насладиться.
Накупавшись, я зарылся в песок и стал любоваться то и дело проходящими мимо меня девушками. Мой свежеприобретённый опыт по части женского тела позволял мне теперь осматривать их загоревшие упругие фигуры более предметно. Яра у меня сейчас не было, и девушки, естественно, ни моего существования, ни, тем более, моих взглядов не замечали.
В какой-то момент я засмотрелся на идущие вдали корабли. Традиционно Мартыновы служили в гвардии либо носили придворные чины, служа во дворце. Однако дядя моего деда служил во флоте и принимал участие в самом ожесточённом сражении на Чёрном море в тысяча девятьсот семнадцатом году.