— Имя, фамилия?
— Меня называют «Пардеро». Не знаю, как меня зовут на самом деле.
Матрона Гюндаль никак не прокомментировала сообщение:
— Место и дата рождения?
— Я не помню, где родился и когда.
— На что вы жалуетесь?
— На полную потерю памяти.
Матрона окинула его безразличным взглядом, свидетельствовавшим, вероятно, о некотором интересе к пациенту:
— Другие заболевания, травмы?
— В остальном я чувствую себя неплохо.
— Медсестра вас проводит.
Матрона повысила голос:
— Ариэль!
Вошла молодая блондинка — ее задорное веснушчатое лицо не вязалось с больничным халатом. Матрона Гюндаль указала на пациента лаконичным наклоном головы:
— Этого господина нужно проводить в госпиталь коннатига.
У Пардеро она спросила:
— Багаж у вас есть?
— Нет.
— Желаю скорейшего выздоровления.
Медсестра вежливо улыбнулась:
— Сюда, пожалуйста!
Пока аэротакси бесшумно несло их на север над зелеными и голубыми просторами Флор-Соланы, Ариэль поддерживала приятный разговор:
— Вы уже бывали на Нуменесе?
— Не знаю. Я ничего не помню, кроме последних двух-трех месяцев.
— О, прошу прощения! — растерялась Ариэль. — Ну, если хотите знать, на Нуменесе нет настоящих континентов, только острова. Зато здесь у каждого своя яхта, побольше или поменьше.
— Жить на яхте, наверное, интересно.
Ариэль осторожно коснулась вопроса об амнезии, краем глаза следя, не вызовет ли это у собеседника приступ раздражения или обиды:
— Не помнить себя очень странно. Что вы чувствуете, когда думаете о прошлом?
Пардеро задумался:
— Ничего особенного. Просто не помню, вот и все.
— Хорошо хотя бы то, что у вас ничего не болит. Представьте себе! Вы можете оказаться кем угодно — богачом, знаменитостью!
— Скорее всего, я был самым заурядным субъектом — дорожным строителем, бродячим собачьим парикмахером...
— Совершенно исключено! — заявила Ариэль. — Вы производите впечатление... как бы это сказать...
Она замялась, смущенно улыбнувшись, но закончила:
— Уверенного в себе, сообразительного человека.
— Надеюсь, вы правы, — Пардеро взглянул на излучавшую свежесть блондинку и вздохнул, опечаленный перспективой скорого расставания. — Что со мной сделают?
— Ничего страшного. Вашу болезнь изучат очень умные люди, с помощью очень сложных устройств. Почти наверняка вас вылечат.
У Пардеро сжалось сердце:
— Рискованное дело! Вдруг я — кто-нибудь, кем я совсем не хочу быть?
Ариэль не удержалась от усмешки:
— Насколько я знаю, люди теряют память именно по этой причине.
Пардеро удрученно хмыкнул:
— И вы не боитесь ехать в такси с субъектом, возможно, совершившим постыдные преступления?
— Мне платят за храбрость. Иногда приходится сопровождать опасных пациентов.
Пардеро, не забывавший любоваться видами острова Флор-Солана, заметил впереди высокий шатер из прозрачных панелей, разделенных светлыми ребрами и поясами — рядом угадывались многочисленные сооружения, прячущиеся за пальмами-джасинтами и киноварисами.
По мере приближения из окна такси стали видны шесть куполов вокруг центрального шатра. От каждого купола лучами расходились шесть продолговатых строений.
— Это и есть госпиталь? — спросил Пардеро.
— Госпиталь занимает огромную территорию — отсюда все не увидишь. Это Гексад — вычислительный центр. Здания поменьше — лаборатории и операционные. Палаты пациентов — во флигелях корпусов. Здесь вы будете жить, пока не поправитесь.
Пардеро застенчиво спросил:
— А вас я еще когда-нибудь увижу?
Веснушки на лице Ариэли чуть потемнели:
— Вы хотите, чтобы я вас навестила?
Пардеро трезво проанализировал свои неоднозначные влечения:
— Да.
Медсестра отозвалась почти игриво:
— Вы будете так заняты, что скоро меня забудете.
— Я больше никогда ничего не забуду!
Ариэль задумчиво закусила губу:
— Вы ничего не помните из прошлой жизни?
— Ничего.
— Может быть, вас кто-то любит, у вас где-то есть семья, дети.
— Все может быть... Почему-то мне кажется, что ни семьи, ни детей у меня нет.
— Ха! Все мужчины так говорят, оказавшись далеко от дома... Ну хорошо, я подумаю.
Аэротакси приземлилось. Пардеро с медсестрой прошли к Гексаду по тенистой пальмовой аллее. Ариэль искоса следила за подопечным — предчувствие беды, явно отражавшееся у него на лице, пробудило в ней сочувствие. Она произнесла бодро-утешительным «докторским» тоном: