– Товарищ капитан, – примирительно сказал я. – Там женщина одна, не успела уйти, а теперь за ранеными присматривает.
– Медицинский работник?
– Сказала, что умеет.
– Ох, Авдеев, вот вечно ты со своей мягкостью!
– Дык эта ён тольки да жанчын таки мягки! Нас-то ён вось як держит! – продемонстрировал сжатый кулачище Якубович.
– Да, воспитал ты орлов, Авдеев, даже завидно! – улыбнулся ротный и подставил котелок для каши.
* * *
Мы уже заждались, а новой атаки все не было. Появилась даже мысль, что фашисты решили не бить больше в эту точку, перенеся всю тяжесть наступления на соседние участки фронта. Обошли слева и справа – и вперед. Котлы они любят устраивать, вся Белоруссия летом сорок первого в котлах была. Однако, мы недооценили их настойчивость. Просто фашисты действовали по определенному плану.
– Воздух! – прокричал кто-то, и все дружно уставились в небо. От горизонта медленно плыли в нашу сторону бомбардировщики. Их сопровождали немногочисленные штурмовики, нетерпеливо шныряя по сторонам, как будто вынюхивая жертву.
– Неужели по нашу душу? – спросил Якубович.
– Скорее, станцию будут бомбить, – предположил я. – Но могут и по нам сбросить маленько. Нам этого маленько будет достаточно.
– Эх, когда уже наши в небе появятся! – вздохнул бывалый сержант, – обидно! Неужели не можем так же!
– Можем, и лучше еще можем! – уверенно возразил я. – Дай только срок.
– Дай срок… – протянул Якубович.
Пока бомбардировщики величаво приближались, штурмовики ринулись к нам, как стая голодных гончих. Поливая окопы из пулеметов, они ходили на бреющем полете, буквально по головам, пикировали и разворачивались, устроив в небе зловещую черную карусель. Ответить нам было нечем – и мы снова залегли на дно окопов, лишь изредка огрызаясь из автоматов. Тем временем сверху на наш окоп наползали тени бомбардировщиков.
– Ну, держись! – гаркнул Якубович, перекрикивая нарастающий свист приближающихся бомб.
Землю сотрясло так, будто по ней, словно по наковальне, ударили гигантским молотом. А затем другой раз… И с другой стороны… раз, два… раз, два… по сравнению с этим даже утренний арт-обстрел казался прогулкой в детском саду. Череп раскалывался от нестерпимых ударов. Рот я специально держал широко открытым – наешься земли, зато не оглохнешь. Спасибо друзьям-артиллеристам, научили. Не знаю, как долго это продолжалось, может, минуту, а может, десять, в какой-то момент перед глазами просто все померкло.
* * *
– Живой! Живой он! – прямо передо мной маячило довольное лицо Сеньки-Одессита, чуть поодаль виден был младший сержант Одинцов. – Товарищ лейтенант! Слышишь меня?
Сознание возвращалось медленно, сквозь пронзающую мозг резкую боль. Я кивнул.
– Контузило тебя, кажись! Так-то вроде цел!
Я сделал попытку подняться, но оказалось не просто удержать равновесие. Я зашатался, и Сеньке пришлось меня обнять за плечи.
– Доложи обстановку! – каким-то незнакомым низким голосом протянул я.
– Картина маслом, товарищ лейтенант, – больше половины взвода перебито, контуженных и раненых много. Авиационная бомба это вам не граната. Кажись, Макеевка будет наш последний рубеж.
– Не последний, – машинально поправил я. – Крайний. Что немцы?
– Слышно, как моторы у них за той сопкой гудят, кажись, сейчас обратно на нас пойдут.
– Где Якубович?
– Ранен Якубович. Унесли его уже, вместе с остальными, до нашей казачки. Почти все хаты разбомбило – а ее стоит, целёхонька! Как заговоренная!
– Что у Ковальчука? Гонгадзе?
– Ковальчука смело просто, прямое попадание, нет больше второго взвода. Гонгадзе жив, принял командование ротой.
– Что с ротным?
– Серов ранен, без сознания. Доставлен до Ирины.
– Приготовиться к бою!.. – тихо сказал я, локтями опираясь на бруствер. – А Мирохин жив?
– Сашка-то? Жив, что ему сделается! Вон, ружье свое протирает!
– Тогда повоюем еще…
– Так конечно повоюем, само собой, – подтвердил Сенька. – Кто ж, если не мы.
* * *
Против нас на сей раз шли всего два танка. И минимум батальон пехоты. Шли внаглую, в полный рост. Видно, не ждали, что хоть кто-то выжил после налета. В принципе, они не сильно ошибались. Из нашего взвода в окопе оставалось человек семь, остальные убиты или ранены. Правого фланга больше не было. На левом фланге оставался еще Гонгадзе, но не думаю, что у него было бойцов больше, чем у меня. Хорошо бы он сохранил пулемет. И словно услышав меня, с левого фланга донеслось знакомое «та-та-та-та». Молодец, Гонгадзе. Теперь у нас у всех есть шанс.