Неприхотливые в быту, они могли обходиться малым, но редкие путники были большой радостью, принимались радушно, гостей хозяева потчевали лучшими угощениями. Гость всегда был носителем информации из других мест и cобеседником на какое-то время. Его пожелания (бата) считались пророческими, потому что казахи верили – гостя посылает Бог.
Примерно в таких вот местах, в Кувском районе Каркаралинска (ныне Егинди-Булак) в бедной семье в январе 1900 года родился Аязбай Кудабаев. Род – Аргын, Каракесек, Шаншар, Алсай, относящиеся к среднему жузу. Деление на три жуза – это, наверное, самое уникальное изобретение степняков. Оно помогало править разбросанными по всей территории Казахстана людьми. Во главе каждого жуза был свой правитель, который решал судьбу целой группы родов. Такая степная «демократия».
В семье их было шестеро, одна сестра и пятеро братьев. У местного муллы Аязбай рано научился арабскому алфавиту, стал его лучшим послушником. Мальчик от природы обладал хорошей памятью и позднее читал суры из Корана на разных мероприятиях, этим зарабатывал на еду. Казахи в Бога верят, с его именем живут, но молится не самая большая часть людей. Отец Азябая умел хорошо шить обувь. В то время особенно ценились мужские сапоги на очень высоких каблуках с голенищем выше колен (шонкайма етик). Он научил сына шить мягкие сапоги с загнутым кверху носком, легкие, удобные для верховой езды – бир така, а также (ичиги (маси) из козлиной юфти и калоши – кебис из более плотной кожи. Будучи еще подростком, Аязбай нанялся в семью к русским купцам. Он им шил обувь, а они вместо платы обучали его русской грамоте в той мере, какой владели сами. Но и этого было более чем достаточно для любознательного и хваткого на знания мальчика.
Для Казахстана того времени прогресс мог быть связан только с Россией. В люди выйдешь, лишь зная язык. Не владеешь русским – считай, нет у тебя будущего, карьеры не сделаешь.
Юноша хорошо говорил, читал и писал на нескольких языках: арабском, благодаря учебе в медресе, казахском (с арабской графикой). В русском же, учитывая домашнее обучение, немного хромало лишь правописание. Впоследствии, когда приходилось использовать в работе кириллицу, он некоторые русские слова писал не до конца, вместо правильных окончаний ставил непонятные закорючки.
Русский язык помог ему выжить в годы «хлебной монополии» сначала Временного правительства в 1916 году, когда крестьяне облагались налогом на зерно, а потом и Советского правительства в 1918 году, когда насильно изымались так называемые «излишки» не только хлеба, но и других продуктов. И в последующие годы, включая неурожай и грянувший за ним голод 1919-1922 гг. Все это время Аязбай работал то в одной, то в другой русской семье.
– Ладно ты шьешь, Аяз, – говорили хозяева. – Присмотри-ка и за скотиной.
Так, освоив ремесло искусного сапожника он еще научился пасти овец и коров.
– Из тебя будет хороший хозяин, – хвалили его за умелое обращение с животными. Подсоби-ка поставить избу.
«Тоже полезно», – думал про себя вчерашний пастух и через короткое время становился сноровистым плотником.
Он брался за любую, самую грязную или трудную работу, от природы был физически крепким, а его спокойный темперамент позволял легко выучиться любому ремеслу, выдерживая монотонный темп. Так Аязбай повзрослел, возмужал, превратился в степенного вдумчивого джигита, на все руки мастера и одного из самых завидных женихов в своем ауле. Однако с женитьбой парень не торопился, пока не встали на ноги четыре брата и младшая сестренка. Он вдоволь насмотрелся на ужасы голода в заготовительную кампанию 1919-20 годов, когда продразверстка сначала распространилась на картофель, мясо, а к концу 1920-го вообще на все сельхозпродукты. И он понимал, что обременять себя семьей и детьми в такую пору нельзя.
В его памяти надолго отпечатался образ одинокой русской старухи, приковылявшей невесть откуда в село, где жил Аязбай. Исхудавшая до костей, в ветхой одежде, сквозь которую проглядывала старая, морщинистая, похожая на пергамент кожа. Ее глаза все время искали что-то, но смотрели в никуда и сквозь людей. Когда кто-то из местных жителей вынес ей немного еды, она жадно все проглотила, потом подняла осоловелые глаза и произнесла:
– Знаешь, чё ели? Лошадь красноармейская оправится, а там у ней кукуруза… целое зерно, так с гамна выбирали и ели…выбирали и ели…
После этих слов женщина обняла свой живот, вернее, место, где он должен был быть, завалилась набок и тихо умерла.