– Чего ты плачешь?
А она, еще сильнее зарыдав, отвечает:
– Сталин умер!
Я сразу вспомнила забор, будку с охраной и подумала: «Не уберегли!»
Мама никак не могла успокоиться, всхлипывала и бормотала:
– Енді не боламыз, не боламыз? (Что теперь с нами будет?)
Уже взрослой я так и не смогла объяснить себе, почему она так горевала, почему, несмотря ни на что, люди верили ему и связывали с ним свои надежды? Позже, уже через много лет, на мой вопрос о Сталине она ответила так:
– Мы ждали, что Сталин вернет нас на Кавказ. Поймет, что мы невиновны. А с его уходом было неизвестно, что будет с нами. Как будто остались на полпути…
В марте 1953 года кончина главного Тирана страны воспринималась как трагедия вселенского масштаба. В стране был объявлен четырехдневный траур. После похорон Сталина протяжно завыли гудки на заводах по всей стране. Позднее поэт Евгений Евтушенко по этому поводу написал: «Этот многотрубный вой, от которого кровь стыла в жилах, напоминал адский вопль умирающего мифического чудовища…»
В общественной жизни царила атмосфера всеобщего шока, все ждали, что жизнь в одночасье может измениться к худшему. Впрочем, были и другие настроения, вызванные смертью, казалось бы, бессмертного вождя: от сказанного вслух «Ну что, сдох этот…» и до мыслей про себя «ну наконец-то!»
Миллионы заключенных и ссыльных, которые томились в лагерях и проживали на поселениях, восприняли эту новость радостно. Ссыльные, встречаясь, еще не смели высказать свои надежды, но уже не таили повеселевшего взгляда.
В 1957 году вышел указ, который разрешал депортированным чеченцам вернуться на родину. Все это время мамины родители: отец Махмуд, его жены Кели и Бату, дети Ахмед, Шахид, Леча, Курбика и Зулпа жили в г. Караганде, поселке Мелькомбинат по ул. Мельничной. Они очень часто приезжали в гости к Аязбаю, Дикбер ездила к ним на лето, меня отправляли к ним в помощь, там я усвоила чеченский язык. Приезжали и двоюродные мамины братья в любое время суток и останавливались у нас. Они работали шоферами на бензовозах, и, когда задували бураны, подолгу жили в Корнеевке. Они любили нас, детей, тискали, баловали, от них пахло махоркой и бензином. Махмуд с помощью Аязбая построил в Караганде очень хороший дом на два крыла. В одном крыле жил он сам с Кели и сыновьями. А в другом крыле – Бату с детьми. Посередине были большие зеленые ворота. По тем временам это был очень добротный кирпичный дом с верандами и отдельно стоящей большой кухней. Глава семейства часто сидел на веранде и пил черный чай с кусковым сахаром из стакана с блюдцем. Вкус того чая не забыть до сих пор…
Когда издали указ о разрешении вернуться на Родину, для чеченцев и ингушей это стало одновременно волнующим и шокирующим событием. Уже выросли их дети, которые только слышали, что есть такая земля, где все было по-другому, где дом – это «ц1ено» и где было лучше, чем тут. У дедушки Махмуда была радиола – большая ценность по тем временам. Сверху ставили грампластинки, а радио располагалось в нижней части ящика. По радио слушали новости, ловили музыку на коротких волнах, иногда даже можно было поймать чеченские мелодии. Я помню, как громко звучала музыка из той радиолы, и у всех сразу поднималось настроение. А еще на радиоле был зеленая лампочка. Она мигала в ритм мелодии, невозможно было оторвать глаз от этого чуда. И новость об указе дедушка узнал, слушая это радио. Многие сразу же засобирались в дорогу, начали распродавать нажитое. Но как быть с похороненными в чужой земле близкими и родными?
Старейшины собирались, обсуждали эту проблему, некоторые категорически не хотели оставлять прах умерших, другие с ними не соглашались. Не сразу, постепенно, в течение многих лет, большинству вайнахов удалось перезахоронить тела близких на родине.
Нет, наверное, на свете другого такого народа, который так любил бы свою землю, так чтил свои традиции, религию и язык, как чеченцы. Может, эта неистовость во всем, что касается их родины, нации, и спасла этот немногочисленный народ от вымирания.
Новость о переезде стала долгожданной для всех и ужасной для Дикбер. В один из дней Шахид привез эту весть к нам домой.
– Вы слышали, вышел указ, по которому нам разрешают вернуться в Чечню?! – счастливый, заявил он. Потом сгреб в охапку нас, детей, и начал по одному подкидывать, радостно смеясь.
– Это точно, Шахид? – серьезно спросила его Дикбер.
– Да-а-а! – закричал брат, продолжая играть с малышней, потом, увидев серое лицо сестры, остановился.
– Ну Дикбер, не расстраивайся ты так, – не зная, как успокоить сестру, произнес он и добавил, не подумав: – Может, все обойдется…