– А как долго отсутствовал Симаков? Сколько времени прошло между тем моментом, когда он покинул адъютантскую, и тем, когда снова вернулся в нее?
Вилинберг снова вскочил.
– Что за пошлые вопросы, черт возьми?! – взорвался он. – Говорите прямо, что у вас на уме или!..
– Повторяю, мне необходимо уточнить все обстоятельства этого дела…
– Здесь нет никаких обстоятельств, господин Орлов! И уточнять тут совершенно нечего! Я не желаю и дальше выслушивать ваши некорректные намеки! Потрудитесь оставить меня!
Тимофей вынужден был подчиниться. Вилинберг удалился в смежную комнату с высоко поднятой головой, а помощник профессора Головацкого тем временем в сопровождении камердинера покойного генерала поднялся наверх в личные апартаменты Корниевича.
– Вот здесь капитан Симаков и нашел Кирилла Александровича, – скрипучим голосом поведал старый камердинер, остановившись на пороге генеральского кабинета, и указал Орлову на ворсистый ковер слева от большого дубового стола. – Здесь же увидел его и я, когда поднялся, привлеченный шумом. Никто ничего не трогал до приезда полиции, господин Орлов. Равно как никто ничего не трогал и после их отъезда.
– То есть, начиная с утра субботы, в кабинет никто не входил?
– Точно так.
– Вы уверены?
– Абсолютно уверен. Ключ от кабинета Кирилла Александровича всегда находился при мне…
– А второго ключа не было?
Камердинер отрицательно покачал головой.
Тимофей сделал запись в блокноте, затем прошел дальше и остановился рядом с тем местом, на которое ранее указал ему старик. Опустился на колени, провел пальцем по ворсу ковра. Потянул носом, как хорошая собака-ищейка. Камердинер наблюдал за странными действиями Орлова со стороны.
Орлов поднялся, приблизился к столу, внимательно осмотрел его со всех сторон, прикинул расстояние до ковра и вновь пометил что-то в блокноте.
– Вы видели генерала по его возвращении в пятницу? – спросил Тимофей, не глядя на камердинера и двигаясь по периметру кабинета.
– Точно так. Я сам проводил его сюда.
– В каком он был настроении?
– Кирилл Александрович немного нервничал. Впрочем, как всегда в последнее время. Так что – ничего необычного…
– А почему он нервничал? – остановившись на фоне окна, Орлов обернулся.
– Этого я знать не могу, – старый камердинер неопределенно повел плечами. – Кирилл Александрович не славился многословием. Все держал при себе…
– А ваши личные предположения?
Ответа не последовало. Орлов ждал несколько секунд, но так и не дождался.
– Вы оставили генерала здесь одного?
– Точно так.
– Он никого не ждал?
– Как будто бы никого.
Тимофей вернулся к ковру и снова опустился на колени. В руках у него появилась лупа, при помощи которой он несколько секунд сосредоточенно исследовал ворсистое покрытие. Блокнотик он положил на пол по правую руку от себя.
– Мне не показалось, – задумчиво произнес он спустя некоторое время, но стоящий на пороге камердинер покойного генерала вряд ли мог слышать тихое бормотание Тимофея. – Это странно, но так оно и есть. Скажите, – Орлов встал, стряхнул с брюк невидимые пылинки и уже значительно громче обратился к старику: – Генерал Корниевич ведь не страдал хромотой, верно?
Камердинер помедлил с ответом.
– Не страдал.
– А как насчет капитана Симакова?
– Что именно?
– Он не прихрамывал?
В маленьких подслеповатых глазах камердинера мелькнуло нечто, похожее на удивление. Он облизал губы и по возможности незаметно для Орлова перенес вес тела с одной ноги на другую.
– Признаться, я… Я никогда не обращал внимания. Мы с капитаном Симаковым сталкивались нечасто. Но…
– Что «но»? – Орлов подобрал с пола блокнот и убрал лупу.
– Насколько мне известно, капитан имел застарелое ранение. В левое бедро. Но я никогда не замечал, чтобы он хромал…
– Левое бедро, говорите?
Орлов собирался задать очередной вопрос, но не успел. В коридоре послышались быстрые приближающиеся шаги, дверь в кабинет покойного генерала Корниевича распахнулась, на пороге появились двое мужчин. Одним из них был Михайлов. Под мышкой у Егора покоилась тоненькая папочка, перетянутая серебряной тесемкой. Встретившись взглядами с Орловым, Михайлов выразительно постучал по краешку папки указательным пальцем. Это значило, что при нем уже были снимки, необходимые Головацкому, которые Егор забрал в департаменте полиции.
Орлов с интересом взглянул на спутника Егора. Рядом с Михайловым стоял невысокий смуглый мужчина с холодным колючим взглядом бесцветных глаз. Правую щеку мужчины пересекал по диагонали глубокий застарелый шрам, отчего весь его облик производил весьма устрашающее впечатление. Как и Вилинберг, этот господин был облачен в мундир и в черные хромовые сапоги.
– Мне передали, что у вас есть ко мне какие-то вопросы, господа.
Мужчина обращался одновременно и к Орлову, и к стоящему слева от него Михайлову. Холодный колючий взгляд ни в коей мере не сочетался с мягким и одновременно дружелюбным голосом вошедшего. Орлов подозрительно прищурился.
– Я прошу прощения, а вы кто?
– Штабс-ротмистр гвардии полка Даниил Лагутин, – с достоинством представился мужчина со шрамом.
Орлов улыбнулся и кивнул в знак приветствия.
– Вам уже, наверное, сказали, господин штабс-ротмистр, в силу каких обстоятельств мы здесь находимся?
– Да. Только я не совсем понимаю…
Орлов приблизился вплотную к Лагутину и заглянул в бесцветные глаза адъютанта. Михайлов тем временем уже сместился в глубь кабинета, мазнул взглядом по старику-камердинеру и с откровенным интересом уставился на портрет императора, висевший на стене позади рабочего стола покойного генерала Корниевича.
– Вы были с генералом в тот вечер?.. Накануне его гибели?
– Был, – не стал отрицать Лагутин.
Орлов заметил, что штабс-ротмистр намеренно избегает смотреть на злополучный ковер с высоким ворсом. Взгляд адъютанта касался всего чего угодно, но только не этого ковра.
– Говорят, в этот вечер генерал заметно нервничал.
– В последнее время он всегда нервничал. Находился буквально на взводе. Отсюда и…
– А чем это было вызвано? – мягко поинтересовался Орлов.
Он опасался, что реакция Лагутина будет точно такой же, как у Вилинберга, но ничего подобного не произошло. Штабс-ротмистр в очередной раз опустил глаза на носки своих сапог.
– Я не знаю.
«Врет», – пронеслось в сознании Орлова.
Не нужно было обладать никакими навыками сыскного дела, дабы определить на глаз неискренность адъютанта. Точно такую же неискренность выказывал и Вилинберг, только тот прятал ее за внешней агрессией, а Лагутин избрал совсем иную тактику. Однако и в том, и в другом случае Тимофей натыкался на неприступную крепость. Настаивать было бессмысленно.
– Чем занимался Кирилл Александрович в пятницу вечером? – Орлов решил зайти с другой стороны, но и тут его ждало полное разочарование.
– Обычными делами. Нанес пару визитов, заехал в ресторацию, отужинал, немного выпил…
– Он не ждал гостей?
– Мне об этом ничего не известно, – на этот раз взгляд Лагутина был честным и открытым.
Орлов предпочел промолчать о результатах своих исследований коврового покрытия. Пусть с этим вопросом разбирается Матвей Евграфович. Его, Тимофея, дело собирать улики и информацию. Тем более что все адъютанты генерала по-прежнему придерживались версии с сердечным приступом. Не хотели выносить сор из избы или тут крылось нечто большее? Многое, без сомнения, мог бы прояснить Симаков, но этого человека уже нет в живых.
– А что вы можете сказать по поводу дуэли капитана Симакова с поручиком Рытвиненко, господин штабс-ротмистр?
– Все было по правилам, – вскинулся Лагутин. – Я лично присутствовал при дуэли. Я был секундантом Василия. Смерть Кирилла Александровича и смерть Симакова – не более чем совпадение. Трагическое стечение обстоятельств.
– А что послужило причиной дуэли?
– Это сугубо личное дело, – штабс-ротмистр не проявил агрессии, но при этом насупился. – Я не имею права распространяться на столь щепетильные темы. Хотя бы в память о покойном Василии. И повторяю вам, эти две смерти никак не связаны друг с другом.