Переписка продолжалась, но совершенно другого содержания: Марысенька писала с решительностью и развязностью удивительной в её возрасте. Упреки продолжались, она всегда упрекала Собесского. Она давала ему приказания повелительно, беспрекословно, но ни слова о его поведении.
"В настоящую минуту я желаю, чтобы вы ехали через Чебржезин; вы потребуете лошадей у Монаха, и затем проедете через Парк вечером... Останавливаться вам незачем и не надо докладывать о себе Флейте. Если он останется недоволен, тем хуже...
Прошу нигде не развлекаться, если вы дорожите моим мнением о вашей точности; я этого требую, желая скорее иметь удовольствие видеть Селадона, без которого Астрея скучает. Верьте мне и спешите".
Другое письмо:
"Моя служанка находит, что вы очень неосторожны; заметно, что ваша любовь поддается влиянию холодов...
И далее:
"Милостивый государь, вы мне кажетесь смешным, воображая, что вам обязаны писать, в то время, когда вы веселитесь... вы сильно ошибаетесь, думая, что вам обязаны сообщать известия... Мне надоело вам писать, и где бы я ни находилась, я вас предупреждаю, что отвечать не буду. Заявив раз навсегда, что мой дом не "корчма", чтобы являться на один час"...
Она продолжает в таком же тоне, давая ему поручения, между прочим, заказать кольца с двумя эмалевыми сердечками, объятыми пламенем".
Таким образом, среди поручений, на него возлагаемых, и его обязанностей по службе, среди обязательных поездок в лагерь и не менее обязательных появлений в "Парке", он был так занят разъездами, что даже не имел времени присутствовать при кончине матери. Она умерла в конце этого года, столь богатого событиями для Собесского. Позволять ли ему присутствовать на её похоронах? Да, но ему приказано спешить.
"Поезжайте скорее на эти похороны, иначе может что-нибудь представиться, что нам помешает видеться".
Она влюблена не на шутку и жаждет его видеть. Я бы желал этому верить. Но увы! она в эту минуту вступает в пререкания с своим мужем по поводу своей поездки в Париж, не имеющей ничего общего с желанием видеть Селадона. Она требует, чтобы князь (Замойский) её туда сопровождал. Ей необходимо ехать скорей, чтобы попасть на карнавал. Новый отказ и новые ссоры.
Эта поездка была связана с предвзятой целью. Собесский должен был выступить со стороны Марии де Гонзага в качестве человека, ниспосланного "Провидением". Она его приблизила к себе и поощряла. Кольцо было ею замечено. Узнав о намерении Марысеньки совершить поездку, она дала понять своему любовнику, что его тоже могут послать во Францию. Рождение дофина могло служить предлогом. Кроме поздравления, ему будут даны более важные поручения. Над этим разгорелось воображение молодых людей. Удастся видеться не только по соседству "Волшебного дворца" (так называли С.-Жерменский дворец), но в виду "крупного дела", быть может, откроется возможность остаться там навсегда. Услуги, которые Собесский намерен был оказать французскому делу, могли доставить ему "оседлость" в отечестве Марысеньки. Рассчитывали заранее на щедрость великого короля. Пани Замойская нашла, что климат Польши не для её здоровья, "что он её убивает". Собесский поговаривал о покупке дома в Париже.
Все это были одни мечты. Но поездка Астреи осуществилась весной следующего года. Селадон остался в Полыне. Пани Замойская ему оставила недвусмысленное, даже, пожалуй, слишком явное доказательство своего расположения, поручив ему управлять, во время своего отсутствия, своими владениями, полученными ею от щедрот Замойского, устранив последнего от всякого вмешательства.
После своего отъезда она не забывала посылать отсутствующему "варенье", сопровождая посылки по-прежнему ласковыми, нежными и игривыми замечаниями. -- Она старалась воспользоваться своим пребыванием в Париже с двоякой стороны -- личных интересов и удовольствия.
Замойский старался этому помешать, и это ему простительно. В стране ходила молва, что Марысенька покинула Замостье не только вопреки своему мужу, но и помимо его согласия, захватив с собой все деньги, бывшие в замке, -- около 70 000 флоринов, как говорили. Рассказы по этому поводу могли быть преувеличены, но в них была доля истины, и воевода Сандомирский имел основание быть недовольным. Из трех детей, явившихся на свет в этом браке, оставалась дочь, -- слабое и тщедушное создание, как и все прочие. Марысенька ею не занималась и покинула ребенка на руках наемницы. Этого одного было достаточно, и Замойский решил заявить о своем неудовольствии, наложив запрещение на доходы с имения, порученного управлению соперника. Замойский конфисковал "вещи" отсутствующей. Это ей не помешало приобрести в Париже "великолепный экипаж, иметь двух пажей, четырех лакеев в прекрасных ливреях". В её комнате, украшенной дорогими коврами, стояла постель, "покрытая красным шелком с великолепной бахромой". Ей оставалось только желать еще другую "постель на лето, покрытую бархатом, так как, -- говорила она, -- шелк годится лишь весной и осенью".