Помогать частным застройщикам мы будем, и в первую очередь тем, кто хорошо трудится. Это и будет одна из главных форм поощрения. Вы спросите у меня, откуда же я возьму материалы, чтобы дать их вам? Отвечу. Вот, например… Всем вам нужен цемент, без него дома не построишь. Вы знаете, что грузы прибывают на станцию Богарное, знаете, что разгрузка цемента — дело трудоемкое, вагоны часто простаивают, из-за этого управление выплачивает огромные штрафы. Цемент к нам поступает свой, узбекский, из Ахангарана, и у нас есть возможность договориться, чтобы подавали его с субботы на воскресенье. Так вот, кто будет принимать участие по воскресеньям в разгрузке и не забудет, что цемент следует беречь, получит его в первую очередь — причем по государственной, а не по коммерческой цене. Наверное, особо отличившимся даже будем доставлять и по кишлакам нашим транспортом. Оплата за разгрузку любых грузов на станции будет аккордно–премиальной, по отдельным нарядам, так что, у кого есть возможность, приглашайте трудоспособных родственников. То же самое с кирпичом: чем меньше он будет биться, тем больше будет попадать его в ваш фонд…
Далее… Много пиломатериалов будет уходить на опалубку. Чем бережнее, аккуратнее вы будете обращаться с ней, тем больше после списания получите леса; в частном строительстве любая доска сгодится, а на опалубку пойдет отборная пятидесятка… Вот такой у нас резерв, товарищи… Тогда, я думаю, к прекрасным кишлакам вокруг Маржанбулака не прилипнет оскорбительное название, которое я и повторять не хочу,— закончил Фалин под аплодисменты свое выступление.
Собрание всколыхнулось. Один за другим поднимались рабочие, инженеры… В некоторых выступлениях высказывались такие интересные, дельные предложения, что многоопытный Фалин не успевал записывать себе в блокнот. Закончили к ночи, и даже разойдясь по баракам и вагончикам, люди продолжали обсуждать неожиданное предложение нового инженера.
Стройка с каждым днем ширилась, двух вертолетов комбинату стало не хватать — дали третий, более вместительный и комфортабельный. Он каждый день с утра вылетал в Ташкент и к вечеру возвращался, а два других сновали между Джизаком и Маржанбулаком.
Фалина, хотя и был он самым молодым главным инженером на комбинате, признали сразу: в каждом вертолете у него было персональное место, его так и называли — «фалинское». Частые совместные полеты в Джизак и Ташкент по-своему определили отношения руководителей между собой, они, в разной степени, но сдружились, понимали один другого, и на планерках редко когда спорили, да и то только по принципиальным вопросам, а мелкие утрясали меж собой. Да и сами планерки проходили вдвое быстрее, чем обычно: в дороге они успевали обсудить часть проблем, согласовать мнения.
К концу года Фалин первым в тресте ликвидировал огромный перерасход фонда заработной платы — тяжелое наследство, доставшееся ему от прежнего коллеги,— и даже получил некоторую экономию. Фалин считал, что по-настоящему стройка начнется только тогда, когда объем и ритм позволят работать в две–три смены, а это время было уже не за горами. К такому «часу пик» следовало подойти без задолженностей, отладив весь производственный процесс.
На планерках в своем управлении он видел, как горячатся его молодые прорабы: «Чего вы хотите от нас, Александр Михайлович? Ежемесячные и квартальные знамена присуждаются нашему управлению, и не похоже, чтобы кто-нибудь мог реально конкурировать с нами. И выработка у нас выше всех, а по новой технике и рационализации мы одни освоили трестовский план. Да что там план! Ведь попасть к нам в управление даже рабочим непросто, хоть конкурс объявляй. Берем только тех, за кого ручаются наши рабочие, да и то им ждать иногда приходится, текучки практически нет». Все это было верно и полностью соответствовало истине, но Фалин умел находить слабые места в делах каждого, указывал на резервы. А самое главное — нацеливал каждого на долгую работу, до самого завершения комбината. «Начинать легко,— говорил он,— все едут с надеждами, принимаются за дело горячо, но не все, бывает, выдерживают до конца. А важно удержать темп, не сбиться, сберечь в коллективе каждого».
На одну из планерок Фалин пригласил табельщицу. Тоненькая, хрупкая девушка Мавлюда, как и большинство рабочих, родом из кишлака Яван, пришла в отдел кадров, когда там был главный. Просилась она в арматурщицы, а инспектор советовала пойти в отделочницы, говорила — там будет легче. Но девушка твердо стояла на своем — только к арматурщикам, она видела в кино, как интересно там работать. Фалину понравилось упорство девушки, он пригласил ее к себе в кабинет. Усадив на диван, стал расспрашивать, чем привлекла ее стройка, почему хочется именно к металлу. Оказалось, что мечтает Мавлюда поступить в политехнический институт, и для этого хотелось бы иметь с места работы справку повесомее, а труд ее, мол, не страшит. Фалин, почувствовав в девушке твердый характер, неожиданно предложил ей… пойти в табельщицы. Он долго объяснял, почему на данный момент считает эту работу особенно важной, и девушка согласилась.