— писала Тамара,
— я очень рада, что в тебя влюбилась такая милая, славная и очень красивая девушка. Мы с ней вместе провели два приятных дня, приятных тем, что они были заполнены разговорами — воспоминаниями о тебе. Вика рассказала мне о тебе нынешнем, известном инженере, а я вспоминала нашу юность, молодость, сорок четвертую школу и наш далекий, засыпаемый по весне тополиным пухом город. Я так была тронута тем, что ты верен той первой нашей школьной любви! Это ведь редкость теперь. Признаюсь еще, все эти трудные годы сознание того, что ты меня любишь, помнишь, несмотря ни на что, давало мне силы жить. Спасибо тебе за это, спасибо за все. Мне грустно, что мы расстались. Но кто знает, были бы мы счастливы вместе? О жизни моей ты знаешь, перемен особых, тем более к лучшему, нет. Наверное, мне давно следовало бы решиться на развод, но ведь у нас сын, и пусть он хоть немного подрастет, чтобы понять все и не обвинять меня, что я лишила его отца. Я думаю, эта девушка, чей визит ко мне — уже благородство, будет тебе хорошей женой. Прости, Саша. И желаю вам счастья.
— За этим ты ездила во Львов? — спросил Фалин.
— Нет, не за этим. Сначала мне просто хотелось увидеть женщину, которую так любят. А когда увидела, не смогла удержаться, рассказала обо всем. Письмо она написала сама. Я об этом ее не просила. Если ты не веришь мне, то ей-то поверь…
Восьмого марта они сыграли свадьбу. Это был тот подарок, которым Вика предлагала ответить ему в ночь под Новый год. Он вспоминал потом об этом часто и усмехался в душе.
Весь тот год они жили в чистом, опрятном уральском городке в хорошей двухкомнатной квартире. Объем выпускаемой продукции заводу не снижали, несмотря на реконструкцию, и потому Фалин разве что не ночевал на работе. Привыкший к холостяцкой жизни, он был благодарен Вике за уют, тепло, которые всегда ждали его дома. Фалину казалось, что семейная жизнь его течет нормально. Реконструкция подходила к концу, и хотя Фалину предлагали немало мест, он искал стройку поинтереснее. Иногда за ужином они говорили с Викой, куда можно было бы поехать на работу. Но если он называл место где-нибудь вдали от больших городов, жена только подергивала плечами и фыркала. Она все чаще заводила разговор, что пора бы Фалину добиться должности главного инженера треста. А там, смотришь, года через три–четыре перебраться в министерство, в Москву. Александр Михайлович такие разговоры не принимал всерьез, отделывался шуточками, да и Вика, что называется, не перегибала палки. Она считала, со временем все равно будет так, как она решила однажды в Павлодаре, ведь сумела же она выйти за него замуж, а всего остального добиться гораздо проще.
Решение Фалина поехать в Таджикистан, на Вахшскую ГЭС, стройку уникальную по своим масштабам и чрезвычайно смелую по инженерному замыслу, Вика встретила в штыки, не обошлось и без слез, но поехать она все-таки поехала. Стоял конец июня, время саратана, самого жаркого периода в Средней Азии. Нурек, тогда еще маленький, пыльный поселок, после зеленого, прохладного уральского городка расстроил Вику донельзя. Выделили им для начала комнатку в вагончике, железная крыша которого за день так накалялась, что дышать в комнате было нечем, даже долгожданная ночь не приносила ощутимой прохлады.
Фалин, уже увлекшийся новой работой, не замечал ни жары, ни мелких неудобств, но Вику раздражало все: и пыль, и жара, и примус, на котором она никак не могла приноровиться готовить, а особенно — жилье без элементарных удобств. Однажды с ней случился солнечный удар, а может, просто перегрелась на солнце, но с этого дня она заладила: мне здесь не подходит климат, нам нужно уезжать. Фалин понимал, что Вика мается от непривычной жары, неудобств, без квартиры, где она могла бы создавать уют, а управление уже заканчивало монтаж пятиэтажного дома, где ему обещали к осени жилье, и потому он решил: пусть отдохнет месяц–другой у моря, а к осени и жара спадет, и дом сдадут к ее приезду, и все решится само собой. Эта перспектива большой радости у Вики не вызвала, но уехать подальше от жары она согласилась. На работе Фалину пошли навстречу: достали горящую путевку в Ялту, и Вика отбыла к морю.
Дней через двадцать Фалину выпала срочная командировка в Москву, в проектный институт: обнаружилась неувязка в чертежах, и следовало согласовать вопросы на месте. В проектном институте претензии строителей приняли безоговорочно, и вопрос был решён на три дня раньше, чем предполагало руководство стройки, да и сам Фалин. И тут, в Москве, как только он получил необходимые чертежи и сметы, ему пришла в голову мысль хоть на денек слетать в Ялту, проведать жену. Разлучились они со дня свадьбы впервые, и, по правде говоря, он очень скучал. Даже сам удивлялся, никогда не предполагал в себе такого. В тот же день, поздно вечером, он вылетел в Симферополь.