Плавным жестом Винсент сгреб его за воротник и притянул ближе к себе, не сводя с него изучающего взгляда.
— Боль. Беспомощность. Все правильно, все предсказуемо, — небрежно проводит пальцем по губам Джейка, после чего смотрит на кровь изучающим взглядом. — Тебе это не идет. А если бы и шло, то я бы расстроился, — с этими словами он медленно слизнул кровь с пальца. — Интересно, Бела Лугоши когда-нибудь хотел выпить человеческой крови?
Джейк поплотнее сжал внезапно задрожавшие губы, великодушно избавив себя от придумывания ответа на бесспорно риторический вопрос.
— То ли ты Дракула, то ли простой смертный, — Блэкстоун словно бы забыл про него, уйдя в свои мысли и от этого выглядя еще более дико. — То ли ты мудрец, которому снится, что он — бабочка… то ли бабочка, которой снится, что она — мудрец… — он толкнул его к стене, замирая напротив все в такой же прострации. — Я — Блэкстоун? Или он — Блэкстоун? Или мы — Блэкстоун? — он врезал кулаком по стене буквально в миллиметрах от лица Джейка. — Кто из нас церебральный глюк?!
— Блэкстоун… ты… ты больной! — дрожащим голосом воскликнул Джейк. — Ты, блядь, чокнутый!
— Это не новость. Нет — это дважды не новость.
Он и сам не понял, как так получилось, что пол вдруг стремительно приблизился и больно поприветствовал вывихнутое плечо. Со стоном Джейк рухнул на живот и понял, что встать самому теперь будет весьма затруднительно.
— О, спасибо, что напомнил, — со смешком поблагодарил Винсент, опускаясь рядом и пресекая эти самые попытки встать. — Я все время забываю о главном…
Паника Джейка достигла наивысшей точки, когда чужая рука без особых церемоний прошла у него под животом. Он скорее даже ощутил, нежели услышал звук расстегнувшейся молнии.
— Что… что ты делаешь? — неестественно высоким голоском осведомился он.
— Я? Я просто хочу тебя уничтожить. Мучительно, поэтапно, — голос Блэкстоуна почти окончательно превратился в шипение. — То, чего ты заслуживаешь, ублюдок.
Уткнувшись лбом в половицы, Джейк чуть ли не до крови прикусил губу. Он уже понимал, что сейчас произойдет, и от этого хотелось вопить в голос. От вколотой ему дряни любое прикосновение раздражало кожу, вызывая желание содрать с себя эту кожу ногтями.
— И ссылаясь в очередной раз на виктимность… — снова шепот возле самого уха, — …я тоже всегда могу сказать, что ты хотел этого. Сам виноват.
В этот раз крик не удалось удержать никакими силами, кровь из прокушенной губы снова заструилась вдоль подбородка, капая на пол, усиливая тошноту своим приторно-металлическим запахом…
— Лучше терпи молча, ублюдок, — ему грубо зажали рот рукой. — Алфи наверняка так и делал.
Джейк чувствовал, как с каждым движением Блэкстоуна образовывался очередной разрыв внутренних тканей. Боль была дикой, его буквально выворачивало наизнанку от действия всех вколотых препаратов, по лицу струился пот, вперемешку со слезами капая с кончика носа. Руки, заведенные за спину и скованные наручниками, сводили судороги. Вскоре он не выдержал и рухнул щекой в лужицу собственной крови, капающей с опухших губ, уже почти рыдая от боли и унижения.
Сложно было сказать, когда именно это закончилось — Джейк окончательно потерял ощущение времени и отчасти пространства. Разум соизволил немного проясниться только когда с него сняли наручники и перевернули на спину. Рядом на полу с невозмутимым видом восседал Блэкстоун, дымящий его же сигаретой.
— Не то чтобы я решил тебя пожалеть… просто ты сейчас окончательно превратишься в студень, и так никуда не убежишь.
— Пожалуйста… Пожалуйста, хватит… — хрипло выдавил Форестер, смаргивая слезы.
— Что, так быстро? — разочарованный вздох. — Почему-то самоуверенные засранцы вроде тебя всегда быстро ломаются. Это даже неинтересно.
— Пожалуйста…
— Увы, ты у нас особенный засранец, Джейки, — сухо сообщил Блэкстоун. В другой его руке тускло блеснул нож с широким клинком, вызвавший у незадачливой жертвы новую порцию скулежа. — Мне недостаточно уничтожить тебя психологически. Я хочу уничтожить тебя полностью.
Неторопливо Винсент распорол ножом ткань футболки и провел указательным пальцем вдоль левого нижнего ребра.
— К слову сказать, много ранее открытые операции на сердце делались только с переломом ребер. Но это долго и утомительно, — он приставил острие ножа к солнечному сплетению юноши. — Мы просто сделаем надрез под диафрагмой.
Джейк дернулся и сдавленно захрипел, когда нож вспорол мышечную ткань вдоль линии ребра. Кровь из раны вырывалась толчками, дышать становилось всё труднее. Счет шел на секунды.
— Долго и мучительно — это банально. А потому дальше что? Дальше ничего, — с этими словами Блэкстоун вогнал в него нож на всю длину клинка и резко провернул.
Кровь была повсюду — на полу, на коже, во рту, перед глазами. Грудь сдавило. От дикой боли и нехватки кислорода Форестер уже ничего не соображал.
«Джейки, все пройдет. Даже жизнь проходит, а это самая тяжелая болезнь…»
«Вылечился», — была последняя его связная мысль.
11 сентября, 2002 год
— В кого ты такой криворукий? — поинтересовался я, без особых трудностей завязывая галстук Блэкстоуна.
— Сам в себя, наверное, — ничего не выражающим голосом отозвался Винс. Даже в полумраке я вижу, что взгляд у него болезненно-тоскливый. — На тебя это не похоже.
— Что именно? — зачем-то уточняю, рассеянно теребя рукав безнадежно большой мне рубашки.
— Ты не спрашиваешь, куда я иду и зачем это делаю.
— А ты не захочешь этого говорить.
— Не захочу. Но ведь должен сказать.
— Ты мне ничего не должен! — раздраженно откликаюсь я, отворачиваясь. Он подходит ко мне сзади и, обняв, целует в висок. Мне не нужно смотреть на него, чтобы чувствовать обреченность в жестах и действиях. И эта обреченность пугает и злит меня.
— Я знал, что так будет. Но не хотел верить в это… Просто хотел быть с тобой, — злит и его надтреснутый шепот. Хочется плакать, кричать и вообще корчить из себя истеричку из мексиканских сериалов.
— Уже ничего не изменишь. И ни к чему мне твои дерьмовые оправдания!
— Да пойми же ты! — Винс разворачивает меня к себе. — Я должен держаться от тебя подальше… Привычка убивать людей — вовсе не милая причуда!
— Да брехня это всё, Блэкстоун. Феерическая такая, прямо как твой идиотизм!
— Не понимаешь…
— Не хочу понимать. Не собираюсь понимать! На хуй логику!
— Событие века — Альфред О’Нил посылает на хуй логику; то единственное, во что безоговорочно верил, — он тяжело вздохнул. — Скоро к тебе вернется способность трезво мыслить… Стоит только переспать с этим.
— Я уже однажды переспал с тобой, так до сих пор расхлебываю.
А за этот горький смех хочется огреть его чем-нибудь тяжелым.
— Прости меня, Алфи. Прости.
— Не нужны мне твои извинения. Можешь оставить их для кого-нибудь другого.
— Я…
— Я не хочу этого слышать! — все же сорвался я, высвобождаясь из его рук. — Заткнись и отчаливай по-английски!
Снова отвернувшись, я закусил губу, чтобы не сказать что-то еще более грубое — хватит уж с Блэкстоуна счастья. И с меня тоже…
Но через несколько секунд он снова прижимает меня к себе, утыкаясь лбом в мои волосы и глухо шепча:
— Ты сейчас просто ломаешь на куски то, что от меня осталось. И все равно… Я. Тебя. Люблю.
Глаза защипало… Я глубоко вдохнул, пытаясь найти в себе силы еще хоть на пару фраз.
— Уходи, Винс.
Еще целую вечность он размыкал руки, шел, шел, шел… А я всю эту лимитную вечность давил подступающие слезы.
Он вернется. Ну конечно, он вернется. Всегда возвращается. Он должен!..
А я не должен реветь. Как бы сильна ни была боль, я не должен опошлять ее слезливыми стенаниями, как в дешевом романе.
Он вернется… но для этого мне предстоит сделать еще кое-что. И до той поры рано ставить многоточие.