— Я тебя слушаю, — нейтрально произнес я. Судя по чуть скривившимся губам, этот субъект ждал к себе более пристального внимания. Ну, его право ждать, верить и надеяться.
— Я Шон, — сообщил он, усмехаясь, и протянул мне руку. Что ж, пришлось ответить тем же. Неожиданно Шон притянул меня к себе поближе.
— А ты хорошенький! Я бы даже сказал: красивый, — черт тебя побери, только этого мне и не хватало. Холодно улыбнувшись, я решительно выдернул руку. Шон снисходительно засмеялся.
— Видали? Не успел начать работу, а уже цену себе набивает!
Нет, детка, со мной не надо так разговаривать. Я обижусь и похороню тебя под плинтусом.
— О чём ты, Шон? — удивился я, изящно откинув с глаз отросшую за два месяца челку. — Ты просто не в моем вкусе. Не люблю блондинок!
Послышались смешки. Тори и вовсе засмеялся на всю комнату. У Шона заметно поубавилось спеси.
— А сам-то ты кто?! Рыжий что ли?!
— Я похож на нарцисса? Отнюдь, не имею привычки дрочить по вечерам на себя любимого! В общем, всё, мисс Америка, ты меня достал. Иди носик припудри.
С этими словами я эффектно повернулся к хихикающему Тори в уже наполовину застегнутой рубашке.
— Придурок! — Шон надул губы и с крайне оскорбленным видом удалился.
Под пристальными взглядами я переоделся в костюм, захваченный с собой — уже подогнанный будет смотреться лучше, чем подобранный здесь. После этого взял расческу с мелкими зубчиками и привел свои непослушные волосы в условный порядок, разделив их пробором. Критически оглядел слащавого мальчика из зазеркалья, своего вечного спутника по жизни. Что ж, выгляжу вполне презентабельно — хоть сейчас к шесту, показывать стриптиз на офисную тему. Старые извращенцы должны оценить.
— Э-э-э… — я нерешительно окинул взглядом неприличное разнообразие косметики. Тори усмехнулся и, покачав головой, усадил меня обратно на стол.
— Напомни, пожалуйста, чтобы я научил тебя краситься.
И вот, я, хлопая едва заметно накрашенными ресницами, обреченно зашагал навстречу судьбе. Тори меня чуть задержал, позволив остальным похватать подносы с шампанским и уйти. Шон раздраженно покосился на нас, прежде чем отчалить.
— Ну, ты как?
— Жить буду, — меланхолично протянул я. Тори приложил к моим губам один из фужеров.
— На, выпей.
Я в четыре глотка опустошил бокал. Тори слабо улыбнулся и завершил успокоительный сеанс мимолетным поцелуем.
— Я дождусь тебя утром, — он вручил мне поднос. — Идем, Матушка тебя будет раскручивать.
Покорно кивнув, я вошел в зал, где несколько парней что-то исполняли на инструментах. Хм, сразу видно, профессионалы. По ходу тут все разнорабочие, кроме разве что телефонных операторов — поражаюсь смекалке Бриджит на тему «Как сэкономить на персонале». Шон уже обретался на коленях какого-то кадра лет этак под пятьдесят. Этот везде успеет, ничего не скажешь… Пожалуй, не стоит списывать «мисс Америку» со счетов — у него многому можно научиться.
Я направился к Бридж, которая активно меня подзывала.
— Идите сюда, мальчики!
Она чуть приобняла меня за плечи.
— Вот, господа, тот самый молодой человек, о котором я говорила.
Мужчины откровенно разглядывали меня, заставив чуть покраснеть. Но это мне только на руку — я же новенький, весь из себя такой невинный. Тут же был Тори (куда ж без него, он, походу, всё время у Бридж на коротком поводке) и еще трое парней.
— Хорош! — хмыкнул грузный мужчина с немецким акцентом. — Сколько ты за него хочешь, Бриджит?
Я чувствую себя племенной кобылой. И мне это не слишком нравится, скажем прямо. Хочется пойти в душ и под горячей водой содрать с себя мочалкой кожу вместе с этими взглядами, липнущими к коже, словно пропитанная потом синтетическая футболка в душный июльский день.
— Признаться, мне интересно, в какую сумму меня оценят, сэр, — опередил я Бридж. Та одобрительно посмотрела на меня.
— А во сколько ты сам себя оцениваешь? — мягко поинтересовался более привлекательный сосед немца. Ему на вид было не больше тридцати, что в моих глазах, как любого восемнадцатилетнего парня, стало несомненным плюсом. Правильные, резкие черты лица, темные, зачесанные назад волосы, как-то недобро сверкающие черные глаза… Странное сочетание: британский акцент и жгучая, немного цыганская внешность.
Почему у меня такое ощущение, что мы уже встречались?
— Знаете, я плохо знаком с данной отраслью розничной торговли, — с печальным видом ответил я. Мой ответ вызвал бурное веселье. Матушка выглядела довольной, подобно обожравшейся кошке.
— Иди сюда, — отсмеявшись, позвал меня британец. Хорошо, что не тот суровый нордический дедушка, а то я еще морально не созрел для такого… Все еще смутно понимая, что же вытворяю, я очутился у него на коленях. Одна его рука по-хозяйски обняла меня за талию, другая легла на бедро.
Пока мне представляли остальных, я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Так, Алфи, спокойно, все о’кей, могло быть гораздо хуже. Лет этак на пятьдесят.
— Не пугайся ты так, я не кусаюсь, — усмехнулся мужчина. — Как тебя зовут?
— Альфред, сэр, — я скромненько потупил глазки. Черт, мое идиотское поведение им действительно нравится. Но как кому-то может нравиться это?
— Альфред, значит… Я — Винсент, на случай, если ты опять захочешь назвать меня сэром. Итак, с какими же областями торговли ты знаком хорошо?
Довольный собой, я принялся разглагольствовать о сложности нынешней ситуации на сырьевом рынке и прочих темах, которые, как я знал, было принято обсуждать в подобном кругу. Да, занятия по бизнесу я терпеть не мог, но исправно посещал. У старых гомиков чуть челюсти не отвисли, но от комментариев они воздержались.
— Но вообще, господа, экономика — не мой конек! — добил я внимательно слушавших меня, большая часть которых наверняка была бизнесменами. У немца, которого, как выяснилось, звали Генрих, был донельзя глупый вид.
— То есть?
— О, увы, я человек гуманитарного уклона. Мои покойные родители были историками. Они привили мне любовь к искусству! — у Бридж был такой вид, будто она сейчас лопнет от едва сдерживаемого хохота.
— Где же ты получил столь обширное образование? — с интересом спросил худосочный американец в очках.
— В Итоне, — спокойно отозвался я. Тори с ужасом уставился на меня. Ноздри Бриджит чуть раздулись.
— Я стипендиат, — добавил я с усмешкой. Разумеется, вру и не краснею, но эта вдохновенная чушь становится забавной.
— О, я тебя помню, — улыбнулся Винсент. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. — Ты — лучший ученик выпуска, верно? Уж не помню точно твою фамилию…
— И не вспоминай, — я очаровательно улыбнулся, умоляюще уставившись на него. Винсент едва заметно кивнул, все так же улыбаясь. Зубы у него были крупные, ровные и белые. Но я склоняюсь к мысли, что он не рекламирует зубную пасту. А еще… он меня насквозь видит; заявляю это совершенно точно.
— Так ты увлекаешься искусством, Альфред? — послышался низкий, чуть картавый голос с сильным акцентом. Я с готовностью обернулся к мсье Бернарду.
— Да, мсье Бернард. В частности, литературой.
Мсье Бернард завел оживленную беседу об искусстве — он, вроде как, был хозяином какой-то жутко крутой картинной галереи. Все остальные оживленно вставляли свои десять пенсов, которые я мысленно охарактеризовал как ломаный грош. Великосветские снобы с вульгарным вкусом — вот они кто. Могли бы выучить еще пару названий картин помимо Мона Лизы. Мона Лиза, подумать только!
— Мне никогда не нравилась Мона Лиза, господа. Общество веками превозносит изображение длиннолицей, несексуальной женщины, из моральных соображений забыв, что на картине изображена не жена купца, а проститутка.
— То есть? — нахмурился некто, не представленный мне.
— Элементарно. У нее распущены волосы, совсем простое, но достаточно глубоко декольтированное платье, не похожее на традиционное крестьянское одеяние. И никаких украшений. Точь-в-точь описание венецианской куртизанки той эпохи.