Услышав решение подполковника, и убедившись, что командующий двинулся разумом, майор Халиген пригласила капитана Бернса в свою палатку на военный совет. Она предложила ему выпить. Он объяснял ей трагедию передачи работы госпиталя во власть недоумка, и, поскольку она была согласна с ним, он стал превозносить её проницательность. Затем, они составили донос за её подписью генералу Хаммонду в Сеуле. Но генерал донос так никогда и не получил, так как Ястреб договорился с почтовым клерком, чтобы тот проверял всю исходящую корреспонденцию. После этого майор предложила Фрэнку выпить еще, а Фрэнк обнял её и поцеловал. Потом они неохотно направились в столовую, так как настало время ужина.
В Болоте, тем временем, вечеринка в честь новоиспеченного Главного Хирурга шла полным ходом. Приглашенных было много. В пять-тридцать кто-то заметил (и его поддержали все присутствующие), что Главного Хирурга надобно чествовать с бОльшим уважением. Ловцу это понравилось, и он заказал собственную коронацию и перенос на руках в столовую силами туземцев.
Сложность заключалась в том, что короны практически не встречаются в корейских дебрях, а корейские вольнонаемные отказались исполнять роль туземцев, сославшись на то, что ни под чем таким не подписывались. Вместо этого пришлось липкой лентой приклеить к голове ловца утку, а Ястреб, Дюк, Ужасный Джон, и Безбольный Поляк подцепили раскладушку, на которой отдыхал свежекоронованный Главный Хирург, и потащили ее в столовку, сопровождаемые свитой собравшихся гостей.
— Слушайте все! — объявил ужинающим Дюк, — Пред вами — ваш новый Главный Хирург. Он был только что коронован, так что, эт-та, пожалуйте почести.
И тогда члены свиты и двора главного Хирурга грянули песню:
Славься Король и Начальник всех хирургов,
Где королева, твоя душой и телом?
— Вот именно, — лениво ответил Ловец с раскладушки, — А кто это вон там?
Он указал перстом в глубь столовки. Там, сидя отдельно от всех и, выражая глубочайшее отвращение, находились майор Халиген и капитан Бернс.
— Кто, вот эти, Ваше Высочество? — спросил Ястреб, — да это птичница и свинопас.
— Свинопас не подходит, — заявил Ловец, — но птичница мне может и понравится.
Майор Халиген и капитан Бернс удалились утешить друг друга, и составить план мести. Они удалились в её палатку, и планировали ответный удар до 1:30 ночи. По крайней мере, так доложил Радар на следующее утро.
Обитатели Болота уже завтракали, когда в столовую вошли Майор Халиген и капитан Бернс. Когда они проходили возле их стола, глядя строго вперед, Дюк заговорил.
— Здарова, Фрэнк, — сказал он.
— Как жизнь, Горячие Губки? — обратился Главный Хирург к Старшей Медсестре. — Теперь, раз я Главный, мы с тобой просто обязаны это сделать.
Фрэнк остановился, повернулся, и сделал угрожающий шаг в сторону Болотников.
— Присоединяйся, Фрэнк, раз тебе хочется, — пригласил Ястреб, — Сегодня превосходный денек, чтобы топтать курочек.
Капитан Бернс счел лучшим провести майора Халиген к дальнему столику. Но его момент наступил тем же вечером, когда он и Ястреб оказались в подсобке рядом с операционной, где подавали кофе. Ястреб только что налил себе кружку, сел и закурил, потягивая кофе. В этот момент к кофейнику подошел капитан Бернс.
— Эй, Фрэнк, — сказал Ястреб, — та курятина, которую ты топчешь — ничего?
— Еще одно слово, — взорвался Фрэнк, — И я прибью тебя!
— Ну и прибивай, — ответил Ястреб.
В этот момент вошел подполковник Блэйк, и увидел всё, что ему было нужно. Он увидел капитана Пирса, мирно сидящего за кружкой кофе и сигаретой. Он увидел капитана Бернса, в противоположном конце комнаты, поднимающего тяжелый кофейник и швыряющего его в увернувшегося капитана Пирса. Потом он увидел, что капитан Бернс последовал за кофейником и накинулся на Ястреба с кулаками. Ястреб, заметив подполковника, лишь закрывал голову руками и кричал.
— Генри! — молил он. — Спаси меня, Генри, Он сошел с ума!
На следующий день капитана Бернса перевели в госпиталь в Штатах. Хотя обитатели Болота и торжествовали, подполковник был угрюм. Он пришел поделиться своими проблемами в Болото.
— О’кей, — сказал он, — вы выиграли очередной раунд — выжили Бернса. Мне было пофигу, если он трахал Горячие Губки. Я повторю — если, в чем я сомневаюсь. Но вам все мало. Я просто хочу вам сказать — я знаю как вы все подстроили. Он был козлом, не спорю, но он был нам нужен. Теперь его нет, а виноваты вы.
— Генри, — сказал Ястреб, — Христа ради, присядь и расслабься. Никому такие, как он, не нужны. Ты все напрягаешься о количестве персонала. Этот клоун создавал больше работы, чем выполнял. Без него лучше.
— Может быть, — вздохнул Генри, — Не знаю…
— Генри, — спросил Дюк, — а если я тоже трахну Горячие Губки и поколочу Ястреба Пирса, можно меня ты меня тоже домой отправишь?
7
За каждой докторской палаткой в 4077-м был закреплен корейский паренек, в чьи обязанности входило прибираться, следить за печкой, стирать, чистить обувь и прочие бытовые услуги. Называлась эта должность «домовод».
Само собой ясно, что в Болоте эта должность называлась «болотовод». Болотовода звали Хо-Джон. Он был высоким для корейца. Он был худ. Он был сообразителен. До войны он обучался в сеульской церковной школе. Был христианином и бегло объяснялся по-английски.
Хо-Джон был убежден в том, что на свете нет никого лучше Ястреба Пирса, Дюка Форреста, и Ловца Макинтайра. В отличие от других домоводов, Хо-Джону позволялось находиться в Болоте в его свободное время. Обитатели Болота помогали ему читать и писать по-английски, выписывали для него книжки из Штатов, и за каких-нибудь несколько месяцев дали пареньку приличное среднее образование. Ум Хо-Джона был как ловушка на медведя. Он крепко ухватывал все что попадалось на его пути. Когда доктора трепались в Болоте, он тихо сидел в углу и слушал. В особо напряженных ситуациях Обитатели Болота брали его в операционную санитаром.
Обитатели Болота были о Хо-Джоне такого же высокого мнения, как и он о них. К сожалению и вопреки стараниям подполковника Блэйка, который под давлением докторов из Болота пытался повлиять на решение Корейского правительства, на семнадцатый день рождения Хо-Джон был призван в ряды Корейской Армии. Отчаяние и несчастье заполнили Болото в день отъезда Хо-Джона. Обитатели Болота подарили ему одежду, деньги, сигареты и консервы. Ястреб лично взялся отвезти Хо-Джона в Сеул. Там они оба навестили семью Хо-Джона, живущую в грязном сарайчике на омерзительной улице. Реакция корейских родственников на щедрость американских докторов по отношению к их сыну была одновременно впечатляющей и жалкой.
Ястреб быстро ретировался. Он нашел Клуб Офицеров Военно-Воздушных сил, где долго и сердито пил, так и не добившись положительных эмоциональных результатов от крепкого военно-воздушного виски. Он думал, что больше никогда не увидит Хо-Джона. Он думал о Райско-Яблоневой Бухте, не понимая, как он мог раньше считать свое материальное положение и возможности ограниченными. По сравнению с Хо-Джоном, у него было всё.
Как оказалось, капитану Пирсу и Хо-Джону было суждено свидеться еще. Шесть недель спустя Хо-Джон вернулся к ним в форме солдата Армии Республики Корея. Форма была залита кровью, а глубоко в груди Хо-Джона сидел осколок снаряда.
В Двойном-Неразбавленном, как и в остальных мобильных госпиталях, всех раненых сначала быстро осматривали в приемном отделении, после чего наиболее серьезно пострадавших переводили в предоперационное отделение. Здесь проверялась группа крови, санитары и медсестры измеряли давление, начинали переливание, вставляли катетеры Фолея в мочевые пузыри и трубки Левина в желудки, развешивали рентгеновские снимки на проволоке у раскладушек пациентов.