Одним из постоянных клиентов 4077го МЭШ была Дивизия Содружества, состоявшая из английских, канадских, австралийских, новозеландских и других войск из колоний Великобритании. Располагались они в нескольких милях к западу. Капитан Блэк абсолютно, непоколебимо, горячо, непримиримо ненавидел всех медиков Дивизии Содружества. По очень простой причине: каждому раненному солдату они давали полгранулы морфина и чашку чая. Если солдат не был способен глотнуть чай, ему все равно давали полгранулы морфина. В результате такого «лечения» приходилось ждать, пока пройдет действие морфина, чтобы оценить состояние пациента. А если требовалась экстренная хирургия, в процессе усыпления пациента рвало чаем прямо на колени Ужасного Джона. Зачастую прибывали раненые с дырками в животе или тонкой кишке. В таких ситуациях колени Ужаса оставались чистыми. Хирургам же приходилось откачивать чай из брюшной полости, куда он просачивался через дыры. В МЭШе 4077 диагноз «воспаление брюшины чаем» хирурги встречали в историях болезни чаще, чем за всю историю медицины.
В свободное время Ужас считал своим долгом чинить внутритрахеальные трубки. Эти трубки просовывают через горло в трахею и подсоединяют к контролируемой анестезиологом машине, которая дает кислород и анестетики в нужных концентрациях. Внутри дыхательного горла трубки закрепляются маленькими воздушными шариками, которые надувают после введения трубки.
Шарики лопались, что, впрочем, свойственно любым шарикам. Снабжение новыми трубками было мизерным, а то и вовсе прекращалось по не вполне понятным причинам. Поэтому-то капитану Блэку и приходилось постоянно чинить трубки. А источник материала для новых шаров был единственным.
Каждую неделю — дней десять, военная лавка получала груз всякой всячины. В такие дни скапливалась длинная очередь, преимущественно из медсестер. Во главе вереницы людей всегда стоял Ужасный Джон Блэк. Когда лавка открывалась, он входил внутрь и хорошо поставленным, громким голосом заявлял во всеуслышание:
— Дайте мне 60 резиновых контрацептивных приспособлений. Надеюсь, черт побери, ЭТИ будут лучше, чем в прошлой партии. ТЕ — все порвались.
Затем он разворачивался и строго взирал на заинтересованную толпу, лишь немногие из которой знали, что он делает с шестьюдесятью презервативами каждую неделю.
В свободное от работы или объединения трубок и презервативов в рациональный дуэт, Ужасный Джон любил пропустить стаканчик — другой. В таких ситуациях он накачивался в Болоте и изливал свою злость на всех медиков Британской империи.
— Эти вшивые ублюдки! — орал он. — Ведь ни один же из них не поздоровается с собственной бабушкой. Зато с удовольствием обдолбает её полгранулой морфина, а потом утопит бессознательную в кружке чая.
Такой образчик мужества был обречен на большое уважение среди обитателей Болота, и его всегда встречали тепло и по-дружески. Вообще-то, инцидент, который произошел с Ужасным Джоном и Ястребом Пирсом, был незначительным, но он стал первой ласточкой надвигающейся беды.
Каждый нетривиальный медицинский случай в Болоте обсуждали и анализировали со всех возможных точек зрения и в мельчайших подробностях. Великий Потоп породил множество тем для бесед, и два вечера спустя обитатели Болота были заняты обсуждением, когда дверь открылась и посыльный просунул в нее голову.
— Эй, Ястреб, — сказал он, — тебя в операционную зовут.
— Я не на дежурстве. Передай, пусть свои задницы подставляют.
— Полковник приказал и твою задницу туда доставить.
— Ну, ладно.
В операционной у двоих из ночной смены были обычные проблемы военной хирургии в виде обширной раны груди, брюшины и конечностей. Брюшное ранение уже само по себе представляло большой риск и не давало шансов на ошибку. Докторам был нужен совет и помощь. Ястреб вымыл руки и наскоро переговорил с Ужасным Джоном.
— Сколько крови в него влили до начала операции? — спросил Ястреб.
— Пинту, — ответил Ужас.
— Ради Христа, Джон, какого черта ты позволил этим деревенщинам браться за такоедело всего с одной пинтой?
— Ну, — стал оправдываться Ужас, — они…
— Послушай, черт возьми, — заводился Ястреб. — Ты не хуже меня знаешь, что надо было подождать еще час и влить как минимум еще 3 пинты, прежде чем тащить его под нож. Да ты в своем уме, черт побери?
— Я же не могу делать здесь все, — огрызнулся Джон. — Я, черт возьми, всего лишь анестезиолог.
— Это не освобождает тебя от обязанности соображать башкой!
— Хирурги сказали, что он готов, — ответил Ужас. — Эти ребята знали, что делают. Потому я и не стал с ними спорить.
— Тогда не спорь и со мной, — сказал Ястреб.
— Ну, может ты и прав, — сказал Ужас, — но вот что я тебе скажу: с тобой становиться сложно уживаться, Пирс!
— Зато без этого парня на столе кому-то тоже будет трудно жить на этом свете, — парировал Ястреб.
После этого он ознакомился с делом и взял его на себя. Он включился в операцию так быстро, как только смог. Он использовал все хирургические хитрости, которым научился за десять месяцев военной практики. Окончив, он позвал Даго Красного на помощь.
— Пожалуйста, Красный, — сказал он, — призови Его на помощь.
Но иногда дыр бывает больше, чем на них хватает заплаток и усилий. Несмотря на все старания и молитвы, парень умер через час после операции.
Отец Мулкахи отвел Ястреба Пирса в свою палатку, дал ему сигаретку и флягу, наполовину заполненную разбавленным скотчем. Лежа на койке Красного, Ястреб прикурил, глотнул выпивки и заявил:
— Красный, мои подкрученные ни на что не годятся, а быстрые и черепаха обгонит [23].
— Говори по-английски, Ястреб. И тогда, возможно, я помогу тебе.
— Слушай, Пастушок Мулкахи, — заволновался Ястреб, — ты что, собираешься меня в свою отару загонять?
— О, перестань, Ястреб, — сказал Даго Красный, — ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы говорить такие глупости.
— Ну да, знаю. Прости. Я наверное слишком устал за эти дни, но я справлюсь. Может, изредка я и выгляжу чокнутым, но я не псих.
— Конечно, ты не псих, — сказал Даго, — но вам, Болотные люди, надо бы оставить идею-фикс о том, что можно спасти каждого привезенного в госпиталь. Люди смертны. Раненные вынести лишь то, что в их силах, а хирурги способны сделать лишь то, что в их.
— Красный, эта философия «невозможно-спасти-всех» не годится. В Болоте принято считать, что если уж они прибыли сюда живыми, они такими и останутся, если все сделать правильно. Ясно, что всегда так не бывает, но как идея — это более чем справедливо. Так что избавь меня от рациональных измышлений.
— Приляг, Ястреб, — сказал отец Мулкахи. — Тебе надо поспать.
Ястреб лег, но сон его был тревожен и утомителен. В девять утра на следующий день он вернулся к жизни и встретил там брюшину капитана Уильяма Логана.