Особенный восторг у меня вызвало объявление, что мне не придётся танцевать всё подряд! В связи с внезапным расширением списка танцующих, дирекция приняла решение пойти в сторону упрощения танцевальной программы — я так понимаю, чтоб гимназия не осрамилась. Все фигурные вальсы, кадрили и мазурка были отменены.
Открыть танцевальный вечер предполагалось простым полонезом — ну, это даже примитивно, положи руку на руку кавалера (вытянуть вперёд, как киль) и выступай ритмично, чуть припадая на одну ногу на определённую долю. Как по кругу прошли — значит, молодцы.
Дальше в расписании шли вальсы (просто вальсы, без дополнительных шагов, перестроений, разворотов, перемен партнёра и прочего). Но радоваться особо не стоило, поскольку уже к следующему месяцу следовало тщательно отрепетировать два фигурных вальса (всем отрепетировать, а мне выучить!).
В середине вальсов в этот раз была втиснута полька. Ужас вообще, быстрый и суетливый танец, я то путала фигуры, то терялась, куда бежать… Но полька считалась вообще детским танцем, и её знали решительно все, кроме меня.
И в конце — котильон на самых простых фигурах. Когда я услышала, что в котильоне может быть использовано более ста двадцати схем движения, мне снова стало дурно. Но девочки меня утешили, что теперь длинные котильоны на час-два не в моде, поэтому схемы (или по-старинному «фигуры») используются только некоторые, не больше двадцати (о, Господи!), а в этот раз — и вообще лишь два, самых простых. Я потом про них расскажу, а то мне прямо нехорошо от этих танцев.
Эти репетиции заняли почти всё наше «свободное время». Так что, когда мы вернулись в отделение и приготовились ко сну, собственно, до сна осталось минут двадцать. Поболтать бы, но Маруся была поглощена очередным высоконаучным юридическим талмудом.
Мне же после всех танцевальных схем ни одна книга не хотела лезть в голову. Я достала белую коробочку, заценила, что бусины в неё складывать можно будет ещё очень не скоро, зажевала ананасовое колечко и решила доработать обеденные навязанные шнурки. Успела нашить бусины на восемь штук. Две привязала на запястье, остальные — на лодыжку, чтоб вопросы не вызывать. Снова обработала все своим музыкальным «продлителем». Не знаю, будет ли наращённый маносборник работать бесконечно, как вечный двигатель, или его хватит на пару-тройку месяцев — пока предварительные оценки было давать слишком рано.
ОБНОВКИ
В четверг, после вечернего чая, в наше отделение неожиданно (для разнообразия, неожиданно для всех, а не только для меня) вкатилась одёжная тележка, на которой в ряд висели кипенно-белые блузки. От наших повседневных они отличались довольно глубоким овальным вырезом, отделанным тонким кружевом. При ближайшем рассмотрении — пышно отделанным. Да и вообще, блузы изобиловали ленточками, бантами, кружевами и даже совершенно нефункциональными шнуровками. А ещё у них были коротенькие рукава-фонарики, тоже с кружевами и ленточками.
И всё было бы замечательно, не будь эти блузки совершенно одинаковыми.
— Барышни! — объявила Екатерина Великая. — Согласно распоряжению попечительского совета, отныне всем воспитанницам третьего отделения старше шестнадцати лет полагается белая нарядная блуза для танцевальных вечеров и пара белых бальных перчаток.
— А юбка? — громогласно спросила Анечка.
— Юбки на выходные мероприятия используйте зелёные шёлковые.
— А если мне шестнадцать в ноябре? — подскочила одна из пятнашек.
— Значит, перед днём рождения Наталья Дмитриевна вам выходной комплект выдаст.
— Выдам-выдам! — подтвердила кастелянша, которая и рулила этой фабрикой. — Подходите, барышни! Всё по вашим размерам, как на начало года одежду подбирали.
— Какой вырез! — оценила Рита Малявцева (кстати, одна из самых ярых моих тренеров по танцам). — А украшения можно будет надеть?
— Только на вечер, по окончании немедленно снять, — строго сказала Катя. — Если у кого нет, можно будет взять бижутерию из нашего театрального запасника.
Я рассеянно думала, что придётся мне снова куда-то прятать оправу. Потому как в таком побитом виде да без камней в открытый вырез её никак не наденешь. А Маруся почему-то хмурилась, но спрашивать её при всех мне не хотелось.
ОТЧЕГО ТАКАЯ СУЕТА?
Всю неделю продолжались отчаянные репетиции — и театральные, и танцевальные. И я всё больше уверялась в том, что дирекция гимназии судорожно боится, как говорил Баграр, облажаться. Я, конечно, поделилась с Марусей догадками об этих тайных страхах, и получила с её стороны подтверждение: