Тут она попала в точку, Макс даже скривился, точно неожиданно хлебнул гадости преотвратной. Ответил нехотя.
-Я плохая компания для девчонки вроде тебя. Хотя... Нет. Конкретно плохая.
-Почему?
-Ловлю акул и пираний. Таким рыбкам нужны: деньги, тусня по кабакам, шмотки. Чушь. Почему ты спрашиваешь?
-Не скажу.
Макс притянул Машу к себе, прижал к груди, поцеловал в лоб. Не то отпустил, не то оттолкнул, но освободиться не позволил. Удержал в последний момент.
-Стоп.
Маша почти рассердилась. Рванулась прочь. Некоторое время это выглядело, как череда ее попыток сбежать, его порывов - Уйди! Нет, останься! Слава Богу, музыка закончилась. Пока взъерошенная девушка решала - обижаться или нет, Макс проводил ее к столику, помог усесться. Тут его остановил не окрик, а вежливо прозвучавший, уже совсем близкий призыв.
-Босс.
Маша вскинула глаза, точно из-под земли выросшая парочка громил в финских спортивных костюмах и белых кроссовках, топталась рядом. Один торопливо бурчал на ухо Звереву какие-то невнятные фразы. Полежаева растопырила ушки, но кошачий слух не выручил. Говорили как бы по-русски, но на чудовищном жаргоне. Второй верзила, осматривавший зал, вдруг выпучил цепкие глазки. Мордой он напоминал сразу и поросенка и бультерьера. Жуткая физиономия, такой в темных переулках случайных прохожих пугать. Узнал? Маша промурлыкала.
-Добрый день, Саша.
-Диман я.
-Добрый день, Дима.
-Взаимно. Выглядишь - нормалек!
-Правда?
-Ага.
Осклабился он. Маша поняла, по плотоядной улыбке, что полностью реабилитирована. А последнее восклицание, прозвучало как солидный комплимент. Буров делал вид, что его здесь нет в принципе. Ага, поняла Маша. Юрист. Не положено знаться с кем попало. Или еще какие-нибудь неведомые ей тупые мужские соображения? Макс преобразился. Сейчас это был совсем другой человек. Угрюмый, сосредоточенный взгляд, короткие стремительные движения. Таким она увидела его первый раз, в апреле. Полу поворот к Бурову напоминал предупреждающий выпад кобры. Машину спину обсыпали мурашки от тона его голоса.
-Матвея избегать. Гуляйте до упада. Я ухожу. Машу до квартиры, подчеркиваю до квартиры. Деду на руки под расписку. Понял? Все. Машуль...
Уж не собирался ли он поцеловать ее на прощание? Нет. Ошибочное предположение.
-Машуль... Если что, я оторву голову Мишке. Пожалей его. Пока.
Быстрый поворот, Господи, какие у него все же широкие плечи. Невероятно. В самом деле, гризли. Санек на шаг впереди, Диман чуть сбоку.
-Дела?
Решила она уточнить у Бурова. Тот развел руками.
-Не в курсе. И тебе вникать не советую.
Вот и поговори с ним.
-Потанцуем?
Дальнейшее вяло текущее веселье разнообразили только Мишкины шутки, разной глубины, пошлости и свежести. Матвей не приближался. У него на сгибе локтя повисла молодая жена. Маша поинтересовалась, как бы небрежно.
-Красивая, правда.
-Ты о ком?
-О Рите.
-Не в моем вкусе. Но... пожалуй, да. Эффектная барышня.
-Она тебе не нравится?
-Дело в другом. Мне не по душе такой способ решения житейских проблем. Ну да я не гуру, на роль наставника не претендую. Матвея можно понять. Двадцать семь. Живет с родителями в однокомнатной хрущевке, спит на кухне, представляешь? Ездит на троллейбусе. Он классный врач, но этого мало, чтобы преуспеть. Я, имею ввиду, в нашем городе. Жить на одну его зарплату - просто смешно. Крутиться он не умеет. Не дурак. Руки золотые. А деньги к нему не идут. Вот Ритка его и поймала.
Машино представление о происходящем перевернулось еще раз.
-Она его, что?
-Ну, не в буквальном смысле. Поймать, это не обязательно залететь и шантажировать ребенком. Или выкручивать руки как-то иначе. У нее своя трех комнатная квартира. На юго-западе. В трех шагах от его работы. Гараж. Новая "Волга" - папочкин подарок. Все пучком.
-Ты думаешь, он ее не любит?
-А что такое любовь? Я сказал то, что сказал. Матвею виднее как жить. Не маленький.
-Я думала вы друзья.
-Ой, Машенька, не надо подростковых глупостей. Мы знакомы - дай, посчитаю - с детского садика. Значит, уже лет двадцать с хвостиком. Случись что, могу позвонить ему в три часа ночи. И он будет со мной разговаривать. Спросит - что случилось. Кого угораздило попасть в больницу, например.
-То есть?
-А с какой стати из постели будут выдергивать врача? Как правило, повод всегда один. Кому-нибудь резко стало плохо. В прошлом году, например, у моей мамы случился инфаркт. Ночью, разумеется. Не знаю, как бы я выкрутился без помощи Матвея. Лекарств нет. Ничего, вообще нет. Даже шприцев. Мама у меня полная. Вены скверные, хрен найдешь. Толстой иголкой, тупой ковыряться? Бесполезно. Матвей сразу приволок почти коробку одноразовых. У них иголки тонкие и острые. Его однокашники, кардиологи, не дали моей маме пропасть. Лекарства мы добывали... Лучше и не вспоминать, как и через кого. Без Макса тоже не обошлось. То, что с московским поездом передавали, его мальчики встречали и привозили. Друзья мы или нет? Матвей мне не отказывал ни разу. Но связь, так сказать, действует и в обратном порядке. Для него я извернусь, буду очень стараться.
-Ты о другом.
-Разве?
-Ага.
-Ну и ладно. Потанцуем?
Дались ему эти танцы. Двигается с грацией бегемота, а туда же. Тут, вдруг, включили настолько классную музыку, что Маша перестала внутренне ощетиниваться и выискивать недостатки в мужчине, который был перед ней виноват только в том, что не был Матвеем. Более того, она начала веселиться. Получила пять или шесть приглашений. Некоторые приняла. Пересказывать Мишке комплименты, полученные во время танцев, тоже оказалось забавно. Его едкие комментарии были великолепны. Домой Маша попала в половине двенадцатого. Упрямый Буров таки довел до двери. Подождал, пока Полежаева откроет замок и шагнет внутрь. Попрощался.
-Пока, русалочка! Удачи.
-Пока.
Машин ответ долетел, когда провожатый уже спускался по лестнице, топая, как мамонт средних размеров. Хлопнула дверь подъезда. Вот и все.
Что осталось глупой рыжей девчонке на память о свадьбе Матвея? Рана на сердце? Не только. Еще - стертые новыми туфлями в кровь, распухшие от непривычной обуви, бедные-бедные ножки...
Глава четвертая.
И вот она народная: блатная, хороводная.
Дед с расспросами не привязывался. Подал кофе, пошутил насчет похмелья и был таков.
-У меня дела, золотце. Буду в шесть, пол седьмого. Ужин за тобой.
-Угу.
Маша бросила ленивый взгляд на часы. Десять. Впереди уроки. Дед держал слово - мучил немецким и английским. Еще неплохо бы убраться, приготовить. Кстати, девушка, которая не станет ковыряться в носу, а поторопится - успеет выкроить время на фильм. Дед занес вчера кассету и предупредил, что ее следует отдать через день. Само собой зазвонил телефон. Маша лениво подобрала трубку. Буркнула.
-Алло?
-Красавица?
Этот голос мог быть любым: убийственно жестким, сухим, холодным, горячим. Сейчас тон колебался между нейтральным и теплым. Маша сама не поняла - чему обрадовалась.
-Здорово! Ой, как здорово! Гризли это ты?
-Нет. Это маленький бурундук.
-Шутка такая?
-Да. Чем занимаешься?
-С тобой разговариваю.
-А потом?
-Уроки сделать нужно.
-Какие? Лето же.
-Дед задает. Он у меня полиглот. А по совместительству садист.
-Понял. Запиши мои телефоны, на всякий случай. Домашний. Офис. Звони, если что. Вдруг, пригожусь. Я много что умею.
-На машинке строчить и вышивать крестиком?
-Блин. Это из "Простоквашино" что ли?
-У тебя хорошая память.
Польстила Маша.
-Согласен.
Не стал скромничать медведь. Прибедняться он не умел. Маша решила пошутить.
-Спорю на сто долларов, что ты одет в серое. Сейчас опишу. Джинсы черные? Нет, темно серые! Футболка или летний джемпер без рукавов? Скорее первое. Серенькая, может быть с маленькой надписью, слева на груди. Несколько слов. Без картинок. Сандалии или сланцы? Не знаю. Но не кроссовки. Часов нет.