-Ну?
Потянулся навстречу. От его кожи пахло горькой свежестью. Маше показалось, что комната опрокидывается, что сама она падает и тонет, и выбраться невозможно. Нет, не поздно, просто - все так, как есть. Чудно. И совсем не хочется отстраняться, дергаться. Знала, ее отпустят. Немедленно.
Губы... Горячие. Умелые. Сначала просто прижались, потом медленно раскрылись. Поцелуй не был свирепым. Нежность, нежность, нежность. Маша расслабилась в теплой волне удовольствия. Твердый кончик языка проник внутрь, настойчивый и ласковый. Он знакомился, а не командовал. Еще одно мгновение. И еще одно. И еще... Макс отстранился. Маша открыла глаза. Потрясла головой.
Невероятно сильные руки сомкнулись у нее на талии. Гризли снял девушку с подлокотника, поставил на пол. Отпустил.
-Страшно было?
-Нет.
-Противно было?
-Нет.
Почти обиженно ответила озадаченная его поведением Полежаева.
-Ладно. Топай на кухню. Мишка волнуется.
-?
-Я приду.
Несколько ошарашенная девушка в дверях оглянулась. Гризли, запрокинув голову, прикрыл глазищи. Грудная клетка мощно вздымалась, точно он бежал в гору и жадно пил воздух. Как он понял, что Маша стоит рядом и подсматривает? Велел резко.
-Кыш.
-Ладно.
Буров, изгнанный на кухню первым, вовсе не волновался! Уплетал абрикосовое варенье и миндальным печеньем закусывал. Увидел Полежаеву, сообщил доверительно.
-Гризли прав. Я попробовал твоего чая. Один глоток. Всего. Бр-р-р. Честное ниф-нифовское, редкая гадость. А уж цвет... Моча больного осленка.
-Ты не проникся.
-?
-К зеленому нужно привыкнуть. Втянуться. Осознать. Да, он горчит. Но зато вкус у него, живой.
-Ага. Забирает до озноба.
Мишка скривился, подвигал ушами. Привычная шутка тем не менее подействовала. Маша хихикнула. Буров подмигнул. Подвинул табурет.
-Приземляйся, русалочка. И наслаждайся напитком избранных счастливцев. Меня от него воротит. Я предпочитаю по-простому. Крепкого, сладкого. Чтоб душевно.
Полежаева не стала спорить. Буров принялся рассуждать о гурманах вообще. Речь его сводилась к тому, что вышеупомянутые любители чрезмерно тонких вкусовых ощущений просто-напросто извращенцы. Издеваются они не только над живыми моллюсками, например, но и над своими кошельками и желудками. Сплошь и рядом, вся их философия оказывается попыткой прикрыть душевную черствость и полную эмоциональную незрелость. Заканчивая очередной виток филлипики, Мишка громко возгласил.
-Нормальный человек такого жрать не станет!
Маша кивнула головой, чтобы отвязался. А через малое время явился Макс. Собранный, спокойный, холодный как ледяная гора. Молча взялся пить очень сладкий чай. Смотрел на Машу, слушал Мишкины шутки. Потом, вдруг брякнул.
-А мне подарок положен, на Новый Год?
Буров и Полежаева обменялись быстрыми взглядами. Чуть виноватыми, чуть озадаченными. Гризли, наслаждаясь моментом, попросил.
-Косу можно расплести?
Маша поперхнулась чаем.
-Что?
-Кто-нибудь, я мужиков имею ввиду, это делал? Разрешала кому? А?
-Нет.
-Врешь, наверно. Может в лагере, какому симпотному пионеру подвезло?
-Нет. Сказала же.
-Точно?
-Макс!
-Ну?
-Что, ну?
-Косу, говорю, твою, можно расплести? Давно мечтаю.
Маша опять покраснела. Но согласилась.
-Да.
Гризли подъехал на своем стуле. Блин, он у него был круглый, с колесиками! Развернул девушку спиной к себе. Рекомендовал.
-Продолжайте. Я мешать не буду.
Быстро погладил добычу горячей ладонью. Снизу вверх. От попы до шеи. Машиному телу это жутко понравилось. В животе собрался и запульсировал огненный ком.
Впрочем, Гризли больше не озоровал, не будоражил опасными прикосновениями. Занялся своим подарком.
Взялся за узелок зеленого шнурка. Маша поняла, отражаясь в Мишкиных глазах, что выглядит дура дурой. Было от чего. Макс медленно, с блаженными вздохами, распускал косу. Невозмутимо пить чай не получалось, хоть тресни! Полежаева пунцовая, как пионерский галстук, смотрела на Мишку. Буров после минутной заминки, вновь захрустел печеньем. Действия Гризли не отбили у него аппетит.
-Налей мне еще чашку.
Вежливо проговорила Маша. Буров, продолжая жевать, кивнул, потянулся, выполнил просьбу. Предложил заботливо.
-Варенье хочешь?
-Нет...
Полежаева точно со стороны, расслышав себя, поняла, что умирающие интонации - реальность, а не притворство. Голос у нее исказился. Некстати вспомнилось, как она мысленно пофыркивала насчет Светкиного кокетства. Пауз разных, вздохов - в присутствии Крутого Пацана. Вот, дура. Не Светка, а она, умница и красавица.
Макс уже справился с задачей. Отшвырнул скомканный шнурок на многострадальную столешницу. Отъехал на шаг, взглянуть, что получилось. Вернулся. Пропустил несколько прядей сквозь пальцы. Намотал на запястье. Пошевелил рукой, посмотрел - как шелковый браслет соскальзывает. Наклонился, прижался лбом. Щекой коротко потерся. Засмеялся. Выглянул из-за Машиного плеча, чуть касаясь его подбородком. Честно и блаженно сообщил другу.
-Буров, я счастлив. Лучшего подарка на Новый Год у меня еще не было.
Конец января и февраль прошли под знаком бесконечных вызовов в милицию. Маша, всегда в обществе Ильи Ильича, таскалась к следователю по три раза в неделю. Чего от нее добивались триста раз, переспрашивая об одном и том же? Единственное, что она утаила от мрачных ребят в форме - обстоятельства знакомства с гризли. Приплетать отчима и маму было ни к чему. Дед с ней согласился. В итоге беседы со следователем напоминали диалог из театра абсурда. О взаимопонимании речь не шла.
-Максим Алексеевич Зверев ваш любовник?
Вновь и снова приставал следователь.
-Нет.
-Вы уверены?
.....
-Представляешь, дед, он так и спросил. В тридцать пятый раз уже. Уверена ли я в том, что не сплю с Максом?! Дурдом. Кошмар какой-то!
-Вовсе нет. Он не может понять, что вас связывает. Вы не вписываетесь в рамки, привычных представлений. Так не бывает. Кстати, ты изменилась.
-?
-Говоришь о Максе, и глаза загораются.
-?
-Он тебя приручил. Ты его, если и не любишь, то ждешь. Зря.
Маша вскочила с табуретки, унеслась в комнату, рухнула на кровать. Дед материализовался в дверях.
-Золотце. Это правда. Обидеть тебя я не хочу.
Маша натянула покрывало на голову. Дед исчез.
Весь мир был в заговоре против нее. Решительно. Вчера Буров пел ту же песню. Сегодня Илья Ильич. Да она сама может им рассказать, что не хуже этих воспитателей понимает... А что именно? Что?
-Дед!
-Слушаю.
-Дед. К нему тянет.
-Еще бы.
Вошел, присел на краешек постели. Протянул сухую крепкую ладонь. Ласково погладил внучку по макушке. Неожиданно добавил.
-Это моя вина.
-Почему?
-Надо было сразу отрезать тебя от него. Запретить общаться. Но, я ужасно боялся.
-Чего?
-Что ты взбрыкнешь и убежишь. От меня.
Маша повернулась, вползла головой и плечами на колени Ильи Ильича. Снизу посмотрела в родные внимательные глаза. Прикусив губу и лукаво улыбаясь. Дед перестал хмуриться. Надавил пальцем на нос.
-Пип.
Маша спросила с хитрецой.
-Мне же, вроде, некуда было бежать?
-Ты так думаешь?
-Да.
-Золотце, ты же, когда удила закусываешь, способна на любую глупость. К Максу ненаглядному и помчалась бы.
-Ну...
-Не Макаренко я к сожалению.
-Дед, почему ты сказал - еще бы? В смысле, еще бы не тянуло. Я о Максе.
-Понял. Он личность харизматическая, золотце. Это нечто врожденное, вроде магии. Такие люди могут религии основывать. Запросто. Недостатка в желающих пасть на колени и поклоняться не будет.
-Я не люблю его.
-Ты себя в этом убеждаешь или меня?