-Вы уже собрались? Момент.
Попрощались с Георгием и теми из гостей, кто еще оставался догуливать. Вася вышел из комнаты. Спросил, нужна ли его помощь. Нет? Хорошо. Маша стянула мордочку в гримасе вежливой улыбки. Ей было немножко стыдно за подругу. Хотя? Не дрались ведь ни с кем, никуда не посылали, в салат личностью не падали, под стол не валились, матерные частушки не пели, мужчин не насиловали.
Георгий подал Машину дубленку. Вежливый какой. Помог надеть.
-Было очень приятно познакомиться.
Чуть задержал ладонь девушки в своей руке. Наклонился. Чмокнул. Маша вскинула брови от удивления, собрав лоб гармошкой. Георгий сказал галантно.
-Просто счастлив. Надеюсь, мы еще увидимся.
Гаркнул в сторону.
-Гиви! Натура не утонченная. Старший друг мой! Где ты, прячешься? Заводи колымагу. Ты ведь у нас сегодня служба доставки.
-О, да.
-Так иди.
-Иду.
Пока они перекрикивались через всю квартиру. Маша спросила, зачем-то у молчаливого высокого хирурга.
-А вы знакомы? С Гиви, имею в виду?
-Разумеется. Мы приятели. Это он меня пригласил.
Голос у Матвея был очень противным. Можно подумать, что речь о смертельном враге зашла.
Слоноподобный, веселый Гиви торопился обратно, на гулянку. Высадил троицу возле Светкиного подъезда, вежливо попрощался и был таков. Матвей, без натужного оханья, легко взял сонную студентку на руки. Скомандовал.
-Топай впереди, звони. Пусть груз принимают.
-Некому. Она одна живет. Сейчас открою.
Полезла Полежаева в красивый баульчик подружки за ключами. Боже мой, чего только не бывает в женских сумочках! Маше под руку сразу же подвернулись презервативы. Смущенно зыркнула, не видел ли доктор? Вроде обошлось. Подошла поближе к тусклой лампочке. Распахнула чужую сумку пошире, чуть не на изнанку вывернула. Ключи нашлись, слава Богу. Брелок на них был пластмассовый: красное, насквозь пробитое золотистой стрелкой сердечко. Пошлятина.
Мимо протопала соседская семья. Покосились на компанию подозрительно, но ничего не сказали. Света уже несколько минут тонко и глупо хихикала, шебуршилась на плече Матвея. Пыталась что-то говорить, замолкала, повисала безвольной тяжестью.
С замками пришлось повозиться. Никогда не открывавшая этих дверей самостоятельно, Полежаева, не ведала какой ключ куда вставлять и в какую сторону поворачивать. Ладно, разобралась. Хоть и не сразу. Вошла. От расстройства Маша забыла, где выключатель в прихожей. Долго шарила ладонью по стене. Наконец, случайно наткнулась. Щелк. Не тут то было.
-Блин. Кажется, лампочка перегорела. Проходи, Матвей.
Доктор с ношей наперевес шагнул внутрь обиталища перепившей студентки. Повел носом.
-Как вкусно пахнет.
-Светка готовит потрясно. У нее всегда так.
Честно ответила Маша. Доктор удивился. Встряхнул свой груз, хлопнул перчаткой по внушительной попе.
-А говорила, подруга на диете сидит.
-Она меня сегодня кормила сырниками с изюмом и ванилью. Специально пекла. Сама только нюхала и скорбно вздыхала.
-Серьезно?
-Да.
-Ой, до чего вы бабы, странный народ.
Маша, пропустила комментарий мимо ушей, стряхнула с плеч дубленку, сбросила сапоги. Проскакала в зал, зажгла там свет. Потом на кухне. Чтобы в темной прихожей стало хоть капельку светлее.
-Так лучше?
-Сойдет.
Вместе раздели, разули девушку. Света опять пыталась что-то сказать, где там -тонко засмеялась, умолкла. Маша постановила решительно, взмахнув рукой.
-В зал. На диван.
-Да мне без разницы. Могу до спальни донести.
-Она одетая.
-Разденем.
Матвей хмыкнул. Полежаева вздохнула.
-Не хами, пожалуйста.
Принесла плед и подушку. Укрыла уложенную подругу. Отвела с лица мокрые волосы. Пригладила ладонью.
-Кажется все. Пошли?
-Пару сырников, если остались, я заслужил? Или ты сама все слопала?
-Вроде нет.
-Ну, угощай.
Маше очень не хотелось командовать на чужой кухне. Но не отказывать же доброму самаритянину в невинном удовольствии.
-Ты ведь только что из-за стола...
Проворчала она недовольно. А сама уже приподнимала крышки и лезла в холодильник.
-А мне кусок в горло не лез из-за соседства с тобой.
-?
Маша прикусила губу, чтобы не ляпнуть лишнего. Еще чего не хватало - вспоминать о прошлом, волноваться. Но на дне души зашевелились, оживая, старые тени. Этот человек был ее первой любовью: несчастной, несмелой, несостоявшейся. Какой еще?
-Момент.
Доктор пошел в ванную мыть руки. Патологическая привычка всех хороших врачей. Спросил из-за распахнутой, перегородившей коридор двери.
-Каким полотенцем можно вытереть?
-Полосатым.
-Хорошо.
Ничего хорошего в происходящем не было, но Маша благоразумно промолчала. Матвей осторожно, как все крупные люди, попробовал рукой табурет, прежде чем сесть на него. Исполняющая обязанности хозяйки Полежаева достала чашки.
-Черный чай?
-Сойдет.
-Горячий?
-Если можно, кипяток.
-Сахар нужен?
-Да.
Ничего абсолютно она не знала про привычки этого большого, одновременно гордого и нервного мужчины. Его самоуважение базировалось на весьма шатком основании, чуть задень - опрокинется. Он легко злился и обижался, это было бы к лицу вздорной стареющей примадонне, но талантливому молодому хирургу? И бабы его, бесконечно сменяющие одна другую... Дед говорил, что "бесбашенно донжуанят", не думая о последствиях - вечные мальчики. Те, что не подросли духовно. Не научились заботиться и нести ответственность. Таких, незрелых, по словам опять же мудрого Машиного предка в России большинство. Процентов семьдесят-семьдесят пять.
Маша поворачивалась туда-сюда, подавая господину врачу сметану, блюдце, вилку и прочее, и прочее и прочее. Загудел чайник. Потянулась, выключить. Достала заварку. Насыпала в бокал, плеснула кипятка.
-Подожди!
Доктор исчез в прихожей, зашуршал своими пакетами. Вернулся почти бегом. Поставил на стол...
-Бутылка.
Глупо констатировала Маша.
-Зачем?
-Вино же, не чача!
Почти гордо возразил доктор и добавил.
-Я смотрел за тобой, ты совсем не пила. За столом. А я то ведь на гулянку из больницы пришел, ну, не с пустыми руками, в общем. Георгий сказал, что вина не надо.
-Да?
Маше показалось, что Матвей привирает, про бутылку хозяину ни слова не говорил. Блин. Это называется - зажал выпивку. Жмот. Неприятно то как. А, впрочем, это не ее дело, абсолютно.
-Вот я и подумал, что с тобой мы давненько не общались, не болтали. Выпьем немножко. По бокалу? Оно не крепкое. Не дрейфь.
-Спасибо, нет.
-Да ладно тебе, Машка. У меня повод есть.
-Какой?
Почти равнодушно, вставая, чтобы выйти из кухни, проверить - как там Светик, спросила Маша.
-Сын... Умер как раз перед Новым Годом.
-Что?
У Полежаевой ноги точно прибили к полу, в коридоре.
-Крупный был мальчик, красивый. Родился с пороком сердца. Прожил всего сорок шесть дней. Вот так. Он умер... Умер.
Он еще что-то говорил, горбясь за столом, наваливаясь на клеенку локтями. Он рассказывал, что все время, вернее всю зиму, не ладил с женой. У беременной Риты кошмарно испортился характер. Супруга много плакала, упрекала.
-Доводила просто. Истерика за истерикой. Как нарочно!
Матвей даже собирался уйти от нее. Потом передумал и остался. Хотя от всей романтики уцелели, по его словам - жалкие ошметки. Рита ныла. Он работал. Однажды жене стало плохо. Он не стал ее слушать. Слишком раздраженный был и вечно уставший.
-Я ее оттолкнул, она упала. На спину.
Машу передернуло. Матвей продолжал оправдываться.
-Я не сильно, едва задел. Она осела назад, потом завалилась. Лежит, глаза закрыла. Я подумал - нарочно притворяется. Хлопнул дверью. Убежал, ты пойми, она мне спать по ночам не давала - скандалила! С какой рожей я утром на работу собирался? С какой головной болью?