Почти два месяца прошло с той "беседы" прежде чем Полежаева решилась на звонок. В девять вечера, в воскресенье, набрала Мишкин номер. Приготовилась отчаянно протарабанить начало речи. Нечто вроде просьбы не бросаться трубкой, а выслушать ее - глупую девочку, причину стольких несчастий... Она хотела оправдаться в глазах Бурова. Вдохнула полную грудь воздуха. Ну, пора? И услышала знакомый Светкин голос.
-Алло? Говорите же, вас не слышно.
-...
Маша оцепенела. Не может быть. Нет. Студентка помирилась с Мишкой? Пришла к нему в гости? Или?
-Алло? Алло?
Выдавить из себя несколько слов стоило огромных усилий.
-Добрый вечер. Пригласите, пожалуйста, Михаила.
-Ага. Позвонила все-таки. Это ведь ты, Машка. Да?
Отпираться было бесполезно. Пришлось подтвердить.
-Да.
Голос у Светика был почти праздничным. Точно она предвкушала немаленькое удовольствие.
-Я говорила Мишке, что ты обязательно всплывешь. Начнешь блеять про свою невинность. Нет, Машка, номер не пройдет.
-Я не с тобой собиралась поговорить. Я звоню не тебе.
-А это уже все равно, барашек наш золотой. Мы с Мишкой два дня назад расписались. Так что ты звонишь в наше семейное гнездо. Придется тебе забыть этот номер. Поняла?
-Света...
Бывшая подружка перебила не дослушав.
-Больше никогда не смей беспокоить ни меня, ни моего мужа. НИКОГДА!
В ухо забились гудки - острые и колючие, точно гвоздики. Маша осторожно положила трубку на рычаг. Аут!
Что такое происходит в ее жизни? Она заколдована? Проклята?
При мысли о том, что именно и под каким соусом могла Светлана изложить Бурову, Машу передернуло.
Мишка. Мишка. Медведь. Как он мог поверить?
Легко.
Вздрюченный гибелью друга, уже рассерженный на Машу - с какой стати он был должен играть роль ее адвоката? В ухо Мишке влили не один стакан яда, капля за каплей. Огорченного и несчастного мужчину, гладили по шерстке, утешали. С ним, надо называть вещи своими именами - занимались сексом. Уж в постельных талантах Светика можно было не сомневаться. Вот и результат.
Мишка... Ты же самый рассудительный и спокойный из всех медведей. Как ты мог проглотить и переварить столько лжи?
Как?
Маша обняла себя за плечи, съежилась. Вопрос имел ответ. Светик фанатично верила в свои слова. Она свидетельствовала и обвиняла с жаром очевидца. Она говорила правду! Что с того, что свою собственную?
Мишка...
Мишка.
Кто теперь для него золотоволосая девочка?
Беспринципная и жестокая потаскуха? Дура? Врунья?
Все вместе.
Оптом в розницу.
Ванечка прислал десяток новых стихов. Маша читала их, не торопясь, на кухне. Сначала про себя, потом вслух. Одно понравилось особенно.
-Жизнь это танец
На болотных кочках.
Святой, засранец,
Я и ты - равны
В одном. И это совершенно точно.
В зрачках у нас
не разглядеть луны.
В зрачках у нас,
увы, тумана хлопья.
В зрачках у нас
все пыль, да зеркала.
Жизнь это бой.
Мечи, ножи и копья.
Все в ход идет. А под ногами мгла.
Тысячелетий бездна, суетливо
И с чавканьем, глотающая нас.
Бульварное одно мы любим чтиво.
Оно как мы, вульгарно. В самый раз.
Жизнь это путь.
А что за ним?
Мы тонем.
В блевоте с воплями, икая и молясь.
По небу в колеснице душу кони
Уносят прочь. И каждому из нас
Дано промчаться над болотной сценой.
Над теми, кто кривляется и лжет.
Жизнь это смерть.
Мы платим ей изменой.
Эквилибристы. Главное - расчет.
Глава четвертая.
Снявши голову, по волосам не плачут.
Серый медвежонок спал на Машиной подушке. На шее вместо истрепанной старой золотистой, появилась вчера новая - ярко зеленая с серебром ленточка. Аккуратно завязанная сложным плоским узлом - дед постарался. Всякие разные галстуки и способы их фиксации для Маши оставались пока тайной за семью печатями.
-Эй, рота подъем!
Полежаева вздохнула, раз, другой и осталась лежать, только одеяло натянула на голову, с макушкой.
-Водой оболью!
-Садист.
-Точно. А заодно старый маразматик.
Маша высунула нос из-под одеяла. Заныла просительно, умильно.
-Ну, еще пол часика. Ради Бога.
-Господь здесь ни при чем. Вставай, золотце. Пора.
-Сколько времени?
-Шесть.
-О, мамочка моя.
Илья Ильич пропел ехидно.
-А кто канючил, заполночь? Мол, фильму досмотрю? Ужасно в ентой рольке, мол Джека я люблю?
-Не помню такого.
Дед поменял ритм.
-С утра, как штык, с кровати прыг?
-Ох.
Маша не была расположена к языковым играм. Ей и в более бодром расположении духа никогда не удавалось подхватить и достойно развить фразу. То ли дело Царевич, тот с дедом в легкую перебрасывается рифмами. К обоюдному удовольствию. Жаль, что телефонные разговоры слишком дорогое удовольствие и случаются редко. Первый раз Царевич позвонил в апреле, с днем рождения поздравил. Маше тогда было не до праздников. Жизнь, щедро заляпанная черной краской, не способствует буйному веселью. Цветы в сердце не распускаются. Даже если твои близкие люди из шкуры вон лезут. Маша с Царевичем и тремя фразами не перебросилась. Сухо поблагодарила, повесила трубку, вернулась в комнату. Настойчивый юноша перезвонил через минуту. И почти пол часа проговорил с Ильей Ильичом. С тех пор дед и юный обожатель его внучки прониклись взаимным восхищением, легко переходили на поэтический стиль. Дружба была заочной, но светлой, полной обоюдного удовольствия от каждой минуты общения. Маша сразу поняла, кого именно дед был бы просто счастлив видеть рядом с милой деточкой. Не сейчас, разумеется, а позже, лет через несколько. Ни национальность, ни далекое место обитания предполагаемого зятя, старика не огорчали. Чудны дела твои, о Господи.
-Что?
Опомнилась задумчивая девушка. Илья Ильич передразнил.
-Что? Что?
Затем продолжал с воодушевлением.
-Не ноя жалобно, на близких не сердясь? Не слышу, милая, оглох наверно. Ась?
-Я. Я это была. Смотрела фильм до часу ночи. Каюсь. Осознала. Поднимаюсь.
-То-то же.
Тиран исчез на кухне. Загремел кастрюлями. Прокричал издали.
-Леночка уже звонила. Встречаемся у нее дома, через час с четвертью, так что, не копайся!
Маша ответила старому зануде длинной цитатой, Бог знает из кого. Речь шла о долге, что навис над головой. Дед не проникся. Чтобы произвести на него впечатление заученных красивых выражений явно было недостаточно. Ох. Что за гадость - недосып? Что за гнусь? Упираясь ладонями в постель, приподнялась. Помотала лохматой головой. Сварганенная из остатков шевелюры коротенькая забавная стрижка с косо сбритым затылком и пушистой макушкой, сильно обросла. Потеряла форму. Но Маша не торопилась идти к парикмахеру. Лень матушка! И так сойдет. Вполне современная растрепанность. Посмотрела на медвежонка.
-Р-р-р!
Он, разумеется, не ответил. Улыбался по-прежнему ласково, чуть сморщив забавную мордочку. Новая ленточка ему шла.
-Дед?
-Золотце...
Сказал предок укоризненно, возникая в дверях. Вздохнул с упреком, закончил мысль.
-Приличные барышни не орут, как оглашенные, через всю квартиру. Фи.
-Дед.
-Весь внимание.
Маша села в постели. Новая, белая в зеленую клетку пижамка, ей ужасно нравилась. Представив себя со стороны, Полежаева хмыкнула с довольным видом, нашарила босой ногой шлепок. Дед повторил нетерпеливо.
-Слушаю.
-Дед, я тебя люблю!
-Свежая новость. Что именно ты хочешь выманить из глупого счастливого маразматика? Признавайся сразу. Будем торговаться.
Маша встала, подошла, обняла, чмокнула циничного предка в щеку.
-Доброе утро.
-Ну-ну.
Так и остался при своих подозрениях Илья Ильич. С половником в одной руке и газетой в другой. Маша проскользнула мимо него, закрылась в туалете. Дед пожал плечами, пошел обратно, на кухню. Сегодня по графику, на камбузе было именно его дежурство. Значит, есть обоим родственникам, предстояло вермишель или кашу. Особого полета кулинарной фантазии от Ильи Ильича ждать не приходилось. Нет в мире совершенства.