— А вот и она, — констатирующим тоном оповестил нас Баграр, — магическая аномалия. Не рекомендую предпринимать резких действий, как бы нас в этом каменном кармашке не сплющило.
— Раненые есть? — негромко спросил помощник капитана. Почему-то всем казалось, что кричать тут небезопасно.
Пока мужики впотьмах организовывали перекличку (всё электричество после столкновения с вантийцем выгорело напрочь), мы, трое девчонок, подползли поближе друг к другу.
— Хорошо с верёвками придумали, — пробормотала Аня. — Катюньку надо проверить, не избилась бы в каюте.
Они не видели!
— Её вантиец забрал.
— Как⁈ — придушенно вскрикнули обе.
— Перед самым моментом, как мы сюда попали. По-моему, активировал сразу несколько каких-то краткосрочных артефактов. Щиты дрогнули, и он успел.
— Матерь Божья, — пробормотала Аня, — что же будет?
— Надеюсь, мы успеем выбраться из этого каменного мешка до…
— До того, как случится что-то ужасное, — закончила за меня Маруся.
Мы некоторое время посидели, обдумывая мрачные варианты будущего, на которое всё равно никак не могли повлиять.
Маруся вздохнула и потрясла головой.
— Меня ещё вот что волнует. Маша, а почему ты не сказала нам, что он не человек?
— Кто?
— Вантийский маг! Ведь совершенно же очевидно, что он не человек. Эти длинные острые уши… Даже при всей странности остального вида, таких ушей у людей не бывает.
— Тут впору поверить, что его мамаша согрешила с ослом, — хмыкнула Аня. — И кожа такая… серая.
Я пожала плечами, хотя в кромешной тьме этого, наверное, никто не заметил:
— Раса такая. Не знаю, как бы их здесь назвали, в том мире они себя зовут вантийцами. Они все такие, длинноухие, серокожие.
— И волосы у всех белые? — подозрительно спросила Аня. — Этот, вроде, на старика не похож.
— У всех, — согласилась я. — Они такими рождаются. И видят они в сумраке лучше, чем днём.
— Поэтому он темени нагнал, — поняла Маруся.
— Скорее всего. У них ещё зубы острые. Вы, если что, не пугайтесь.
— Что, прям как иглы? — брезгливо спросила Аня.
— Треугольные такие.
Мы помолчали, прижимаясь друг к другу плечами. Каждый думал о своём.
— Анечка, — Маруся как-то сделалась очень отрешённой. — А как так вышло, что тебя в Заранскую гимназию с Урала отправили? Почему не в Екатеринбургскую?
— А-а, — Аня вздохнула. — У меня бабушка с дедом здесь жили, мамины родители. Шесть лет мне было, я к ним на все летние каникулы из Ишкашимского гарнизона приехала. Речка чистая, карасики! С дедом рыбачить ходили, красота… Сентябрь настал — а меня назад не отправляют. В подготовительный класс гимназии устроили… Они два года мне не говорили, что родители погибли. Письма от них сочиняли, вслух читали. Я ответы писала каракулями, — я подумала, что хорошо в темноте делиться откровениями, не видно, как плачешь… — Всё ждала, когда за мной приедут. А потом как-то смотрю: почтальонша что-то в наш ящик кинула. Дай, думаю, достану — чё это всё деда да деда? А там — уведомление о перерасчёте пенсии на ребёнка, родители которого погибли при исполнении воинского долга. Меня, значит, — Аня шмыгнула носом. — Дед в калитку заходит, а я поперёк дорожки лежу без памяти, с этой бумажонкой в руках… Двенадцать мне было, он помер. Четырнадцать — бабушка. Вот я удивилась-то, когда меня вместо простого сиротского приюта во дворянский припёрли! Бате, оказывается, пожаловали. Наследное. За беспримерное героическое мужество. Посмертно, конечно же, — она горько вздохнула. — Лучше б живы были. В пень бы мне не упёрлось то дворянство…
— Твоя правда, — согласилась Маруся. — Много бы я отдала, чтоб отца вернуть!
Мы сидели рядышком, прижавшись спинами к обломкам палубной надстройки, и ревели в три ручья.
По-моему, нас слушал кто-то ещё. Был ли это есаул Савелий или кто-то из команды, кто знает.
Двигались мы долго. Даже уснуть успели.
РАЗГОВОР. КАТЯ
Сквозь решётку потолка чернело низкое южное небо, бархатное, всё в крупных, словно галька, звёздах. Маленькие пленники уснули, вжимаясь в углы пещеры, словно это могло их защитить. Сонно дышал прижимающийся к её боку Тан. Катя прислушивалась к происходящему снаружи.
Вот бормочут, переговариваются стражники у входа, делят, кому спать первым.
Шуршат под ветром листья.
Птиц совсем не слышно. Хотя, это-то как раз вовсе и не странно. Будь Катя птицей, она бы тоже ни за что не согласилась жить рядом с такой сумасшедшей лисой.
Вдруг послышались ещё голоса, громкие! Они шли сверху, со стороны решётки. Может быть, там площадка или даже дом? Сперва было ничего не разобрать, понятно только, что люди ругались, мужчина и женщина. И тут Катя узнала — лиса! А мужчина… нет, незнакомый.