— Господин Семён Карлович Гельд! — вятянувшись в струнку, гаркнул архитектор.
— Кто таков? — спросила я, и комиссия вздрогнула, словно только что повторно меня заметив.
— Нынешний директор магического училища, — процедил Дмитрий. — Поехали отсюда.
— Ваше высочество, а фуршет? — неуверенно спросил кто-то.
— Мы не голодны.
Возвращались мы в состоянии раздрая.
— Дима, ты не хочешь с отцом по этому поводу переговорить?
— Очень даже хочу. Но он улетел на Дальний Восток, инспектировать флот. Через три дня вернётся — сразу же.
Наша домоуправительница встретила нас внезапно нетипично радостным выражением лица:
— К вам гости приехали! Прошу в гостиную, просили не объявлять, сюрприз!
Мы переглянулись.
— Кажется, я начинаю с большим подозрением относиться к сюрпризам, — честно сказала я.
— Не бойся, — Дмитрий подал мне руку, — мы же вместе.
24. ВТОРАЯ ЛИНИЯ
ЭХ, КАЗАЧЕНЬКИ…
Пансионат для ветеранов, некоторое время назад
Недалеко от Омска
Савелий Погребенько
В пансионат трёх девиц-магичек не привезли ни в один день с остальными вояками, ни в какой-либо последующий. Зато понабежал целый батальон дознавателей, расспрашивавших, конечно, очень вежливо, но с такой въедливостью, что казаки заново пережили весь поход, который, кому расскажи, сказкой покажется. Когда волшебной, а когда и кровавой.
Они почти все вернулись на Родину. И «Андромеду» нашли. И экипаж. Учёных тех смешных, что со своими склянками да черепками носились…
К кораблику и его команде, нанятым на кровные сбережения забайкальского землевладельца (а по совместительству бравого есаула) Погребенько, никаких претензий у комиссий не было. Экспедиция вообще оказалась удивительно удачной. Из ближников, погиб только Семен. Сколько с ним вместе прошли — и персидский поход, и Францию — а сгинул казак в южных морях… Ну, такова судьба… Этим походом можно было бы гордиться, да.
Дознаватели слушали, кивали, и задавали вопросы, вопросы, нескончаемые вопросы. Про Машу, про медведя, про Бриарей.
Про Анечку…
Когда первый раз спросили, он сдуру попытался вызнать: нельзя ли Анне Алексеевне позвонить или хоть письмецо передать? Дознаватель, что с ним работал, сказал, что узна́ет. Сбегал. Узнал! Вместо первого пришёл дядька рангом куда как выше, вовсе без искры в глазах. Воспитательную беседу провёл такую, что есаула словно кутёнка по позорной луже мордой повозили…
Вроде, и ничего такого обидного не сказал, а скользко как, отвратно… «Ну, вы же понимаете?..» «Вы же видите?..» Видел он всё. И понимал. Не может у простого помещика женой быть русская графиня. Мезальянс. Слово-то какое мерзкое, кошатиной отдает.
Больше Савелий об Анне не спрашивал. Если речь о ней заходила — старался отвечать сухо, чётко, по существу. И обязательство о неразглашении подписал без вопросов.
А ночами снова видел встречу в Тяньцзине, перевернувшую всю жизнь. Савелий цеплялся за сны, чтобы хоть там на любимую посмотреть. Просыпался и долго лежал, закрыв глаза, спрашивал сам себя: как с душой справиться, если горит она? Отчего так больно-то? Что, баб до этого у него не было?
И сам же себе отвечал: Господь видел, таких — не было. Да и вообще, ни одной, чтоб хоть сравниться могла… Исчезли они враз — все бабы до единой, с того самого момента, как увидел в окне раскуроченного постоялого двора молодую казачку. И ведь не до прихорашиваний ей тогда было — растрёпанная, испуганная… а сердце от одного взгляда аж зашлось.
А оказалась любимая могучей магичкой, которая, как в сказках, простым пением заставляла корабль как на крыльях лететь. А потом и вообще — графиней. А он ей конфеты дарил. Стыдоба.
На награждении Савелий как деревянный стоял. После орден «За заслуги перед отечеством» сразу в сидор спрятал. И поехал есаул домой. Вместе со всем казачьим отрядом — военным транспортным дирижаблем, по высшему разряду!
Как выехали с пансионата, в первом же магазине попросил водителя остановиться и купил ящик коньяка и сетку лимонов — это помнил отчётливо. Бутылки сразу по рядам пустили. Есаул преувеличенно бодро объявил: «Что, братцы — за успешное окончание экспедиции!» Казаки выпивали, переглядывались и качали головами.
Как повторяли то же самое на рыночке рядом со стоянкой дирижаблей — отложилось уже смутно. Штормило-с! Лимонов не наблюдалось, взяли, вроде бы, яблоки. Или груши? Шут их разберёт. А вот коньяк был! Купили два. Ящика, конечно. Заливать горе, так от души…