— Вот и я говорю. Дура я.
— Постой-ка! А как же никто из этих ухажёров никому о случившемся не обмолвился?
Аня хмыкнула:
— Так я ж каждого предупредила: слово вякнешь про то, что было — все причиндалы твои почернеют и отвалятся. Ишь, с магичкой вздумали связаться! Соврала, конечно. Но они-то не знают.
Тётя Аня смотрела на неё, удивлённо вытаращив глаза и прикусив губу, не выдержала и прыснула:
— Ты чудо — ты знаешь?
— Да ну, какое чудо ещё там. Мы, как моя бабушка говорила, из простых, не из породистых. И чего я сюда полезла… Как есть дура.
Из-за кустов послышались возбуждённые голоса и призывы:
— Да как же… Шубка-то здесь!.. Анна Алексеевна-а-а!
— Опять эта жаба за мной заявилась! — Анечка поднялась, отряхивая платье. — Извините, пойду я. Хотела помочь, а получилось, что наоборот, разговорами вас отвлекла. А завтра вы что-нибудь высаживать будете? Я бы пришла.
— К сожалению, я список дел на завтра ещё не видела.
— Жаль.
Вопль: «Анна Алексеевна-а-а!» — раздался ещё ближе.
— Ой, простите, побегу я. А то эта баба такая противная, лишь бы придраться к чему. К вам ещё прицепится. До свиданья!
— До свиданья, Анечка…
А НЕРВЫ-ТО КОНЧАЮТСЯ
Императорский дворец, гостевые покои
Анечка
Новый кавалер (зачем бы её ещё искали?) вполне оправдал дурные Анины ожидания, выступив ровно так же, как и предыдущие. Точно так же был ею запуган. И точно так же ушёл, даже ужина не откушав, после чего она в тоске листала оставленные жабой-наставницей книги по придворному этикету, размышляя, что надо было бы, пока Баграр Катюшку учил, рядом пристроиться да тоже поиграть. Глядишь, обернулась бы птахой да и упорхнула бы отсюда, только её и видели. Впрочем, вскоре Аня вспомнила о коршунах и воронах, которых по пути следования, скажем, даже в родную усадьбу бабушки с дедушкой, могло встретиться множество, не говоря уже о путешествии в Забайкалье. Да и где там бравого есаула искать?
С другой стороны, достаточно ведь просто перемахнуть через забор — а там опять человеком оборачивайся!
Посидев ещё немного, вовсе уж в сумерках, Аня решила, что глупости всё это — летать, через заборы перескакивать… Дети малые, что ли? Вот завтра явится жаба-наставница, она с неё прямо потребует, чтобы прекратились все эти смотрины дурацкие, и чтобы вернули бы Анну Рябцеву к себе домой. А ежели для графинь это всё невозможно — то пусть и забирают это своё графиньство постылое, надоело уже оно, хуже горькой редьки.
Успокоив себя столь серьёзным решением, Аня уснула, а утром…
Вопреки сложившемуся расписанию, камеристка разбудила её раньше чуть ни не на час с известием, что Анна Алексеевна, понимаете ли, вызвана на завтрак к самой государыне! В связи с чем следовало срочно намыться в три раза тщательнее, чем обычно, навести полный парад и соответствующую причёску!
Следом примчалась жаба-наставница и начала скакать вокруг, потрясая учебниками по этикету и судорожно повторяя километры всего, что можно желать в присутствии царственной особы, и что нельзя.
— Да прекратите вы!!! — не выдержав, рявкнула Анечка, так что обе женщины слегка присели. — Подите вон! У меня от ваших воплей уже в глазах темнеет!
Бесцеремонно вытолкав обеих за дверь, Аня спокойно умылась, заплела косу и оделась в то платье, в котором приехала во дворец.
— Ну и вот, — сказала своему отражению, расправляя перед зеркалом складки платья, — если я вам такая неугодная — отправляйте меня на все четыре стороны. И нечего кота за хвост тянуть.
25. ГОСУДАРЫНЯ
СЫРНИКИ
Императорский дворец, гостевые покои
Анечка
В дверь поскреблись.
— Да⁈
— Анна Алексеевна, время…
Она решительно распахнула створки дверей, с удовольствием отметив шарахнувшуюся в сторону жабу-наставницу.
— Я готова.
— А причёска… — пискнула камеристка.
— Некогда уже! — горестно всплеснула руками наставница. — Идём.
Следовало миновать довольно много коридоров и переходов. Поначалу дама-наставница так демонстративно изображала скорбь по нарушенному этикету, что Аня разозлилась и сказала:
— Будете так натужно качать головой — к концу пути она у вас отвалится, обещаю!
Непонятно, вполне поверила дама или нет, но испугалась, вытянулась, словно аршин проглотивши, и дальше шествовала с совершенно каменным выражением лица.
Уж лучше так!
Наконец высокие, очень помпезные двустворчатые двери распахнулись, и мужчина в ливрее объявил:
— Графиня Анна Рябцева-Лисьеостровская!
Большая светлая комната. Нежные полупрозрачные драпировки. Несколько полуколонн вдоль стен с установленными на них горшками. В горшках — конечно, розы, с длинными ниспадающими плетями и обильными мелкими цветами. Небольшой овальный стол, накрытый для завтрака. За столом сидела Анна Павловна, очень непривычно (по сравнению с парадными портретами) выглядевшая в очках, и просматривала какую-то записку.