— Отлич-чно! Дмитрий, Иннокентий, Мария, за мной!
В классе было… Обычно. Холодновато как бы.
— Кеша. Тебя я позвал, потому что ты человек подневольный и трясут тебя, я полагаю, как грушу. Поэтому сядь в уголок и смотри. Но! Ничего не говори, не спрашивай и вообще не отсвечивай, понял? Процедура и так неприятная.
Тут я испугалась.
Баграр вздохнул.
— Прости, Муша, но мне он ничего внушить не сможет. Издержки профессии. У меня блок стоит размером с Орентию.
— Мать моя магия…
— Детка — надо. Восприми это как урок. Однажды на себе почувствовав, работу подавителя ты больше не спутаешь ни с чем.
Я посмотрела на Дмитрия Александровича как на палача.
— Я не понял…
Он растерялся, что ли?
— А ты думал — как? Мы сядем и посмотрим твои воспоминания как телевизор, что ли? — разозлилась я. — Ты знаешь, что подавителя практически невозможно пробить? У вас же всё наружу! Да вы даже нормальные наведённые воспоминания дать не можете, чтоб не спрессовать!
Дмитрий Александрович развёл руками:
— Ну, извини.
— Упражнялся? — строго спросил его Баграр.
— Конечно.
— Максимально мягко. Представляешь нужный кабинет. Помнишь хорошо?
— Да.
— Задача для тебя нетипичная. Программирование не действия, а образа, ощущения. Просто вкладываешь воспоминания Машуне в голову. И ничего лишнего, понял? Я проверю!
Дмитрий Александрович, не привыкший, видать, чтоб с ним разговаривали таким образом, слегка вздёрнул подбородок.
— Позвольте уверить вас в отсутствии в моих действиях неблаговидных намерений!
— Позволяю! — хлопнул его по плечу Баграр. — Давай, сосредотачивайся, а то свалит наш гость, и вместо волшебных плюшек получит твоя империя фигу с маслом. А ты, Муша, серёжки снимай, иначе не дадут они ему пробиться.
Я вытащила из ушей риталид с таким ощущением, словно иду на эшафот.
— Экзекуторы…
— Не ссы, прорвёмся, — Баграр усадил меня на небольшой диванчик, который, по-хорошему, вернее было бы назвать скамейкой с мягкой обивкой. — Давай, Димка. Это не тот случай, когда надо долго жевать сырую шкуру. Сделай всё быстро и аккуратно.
Дмитрий Александрович слегка удивился столь медвежьим идиоматическим выражениям, но подвинул стул и сел напротив меня:
— Маша, легче и быстрее будет, если ты будешь смотреть мне в глаза.
Я поморщилась:
— Хорошо.
— Ну, вдох-выдох! — скомандовал Баграр. — Поехали!
Глаза цесаревича словно придвинулись, сделались непроглядно-чёрными, как глухая беззвёздная ночь. И среди моих хаотически мечущихся мыслей и принадлежащих мне образов вдруг появились чужие. Словно, знаете, сидите вы в спальне, и вдруг открываются двери и незнакомые люди начинают вносить какие-то шкафы, комоды. Всё не ваше! Но детали разглядеть можно, такие чёткие…
Такое у меня внезапно всплыло сравнение. И прямо посреди этого сравнения, как это у девочек бывает, я внезапно подумала: с чего я вдруг я решила, что эта ситуация похожа на спальню? Почему я вообще спальню вспомнила? И… и ка-а-ак вспомнила.
Мать моя магия, я почувствовала, что меня заливает краской!
— Спокойно! — очень громко (мне так показалось) прозвучал Димин голос. — Это — основной рабочий кабинет Филиппа Афанасьевича. Второй этаж главного корпуса Центрального государственного управления, этаж Специальной службы имперской безопасности. Обрати внимание: на стене портрет императора и благодарственные письма в рамках, — картинка в голове начала смещаться, как будто смотрящий оборачивается вокруг себя. — Двери высокие, двустворчатые. Морёный дуб. Резьба в виде мелких листочков. Шкаф, всегда полный бумаг. Дверцы стеклянные. Сейф, для самых ценных. Стол — тяжёлый, тоже из дуба. Под стеклом — карта империи, очень подробная. Предметов на столе мало, Филипп Афанасьевич захламляться не любит. Но письменный прибор — обязательно. Всё остальное он в столе держит. А вот кресло у него лёгкое, потому как любит наш Филипп Афанасьевич подскочить да броситься по кабинету расхаживать, рассуждая.
Господи, я чувствовала, что меня отпускает.
— А на полу в последний раз ковёр был, — закончил Дима передачу образа и оборвал связь.
— Всё нормально? — строго спросил Баграр.
— Да! Всё хорошо! — я поскорее схватила серёжки и бросилась вдевать их, как будто бы смотрясь в зеркальную витрину шкафа с какими-то установленными внутри корабликами и пушечками. Чтоб не видели они мои пылающие щёки.
— Муша, портал сможешь открыть? — подозрительно уточнил Баграр. — Потому что если нет…
— Придётся пробовать второй раз, я понимаю, — я справилась с лицом и повернулась к ним. — Пробуем?
— Так. Кеша, — Баграр посмотрел на спецотдельщика, — сейчас если у неё получается — ты ныряешь первым и летишь к папаше на доклад! А я гляну место, соберу офицеров — и тоже к вам.
— Понял!
— Вот сюда встань, — Баграр ткнул когтем. — На старт, внимание. Маша, портал, аккуратненько…
19. ПЕРЕГОВОРНЫЕ ПРОЦЕССЫ
ГОРОД ОМСК
Информация, которая начала поступать глубоко заполночь сплошным непрерывным потоком, вызвала буквально взрыв в деятельности не только Специальной службы имперской безопасности, но и целого ряда министерств и ведомств. И не только смежных!
Было объявлено чрезвычайное положение. У Филиппа Афанасьевича прошло три разных совещания подряд (два из них с участием государя), аналитический отдел бурлил, и единственное, что задерживало вылет военных и медицинско-спасательных транспортов — с координатами местонахождения острова лисы (или живого острова Бриарей, в существовании которого многие откровенно сомневались, полагая его коллективной галлюцинацией) происходила какая-то совершенно мистическая путаница. После некоторых споров авиация была направлена на базу русской миссии в Джакарте — оттуда в любом случае плечо подскока оказывалось несоизмеримо короче.
Филипп Афанасьевич отложил очередную сводку, потёр лицо и потянулся к селектору, чтобы попросить секретаря принести кофе, когда прямо напротив портрета государя императора начало формироваться странное чёрное пятно. Наученный горьким опытом с девицей, которую половина заранского отделения магобезопасности упорно продолжала называть лисой, Филипп Афанасьевич сместился в сторону с центральной оси выхода из этого пятна и приготовил пистолет.
Пятно рывком расправилось, словно кто-то растянул овальный вход.
— Получилось! — воскликнул кто-то стой стороны, и голос показался Филиппу Афанасьевичу знакомым.
— Пошёл! — рявкнули тяжело, и следом, с криком «Папа, не стреляй!» — из этой прорези в пространстве кубарем выкатился Кешка, вскочил на ноги: — Папа! Получилось!
— А ну-ка, — в портал просунулась говорящая медвежья морда, быстро осмотрелась: — Минут через десять ждите!
«ЦАРИЦЫН»
— Муша, бросай портал! Дмитрий Александрович, тебе под личную ответственность дочку оставляю!
— Так я с вами не иду? — удивился цесаревич.
— Не идёшь. Или ты хочешь, чтоб тебя потрясённые нянюшки под замок посадили и больше не выпустили?
— Вот уж нет!
— Вот и останься тут. Вообще, посидите-ка, пока все бегают, в этом классе. Тихо, спокойно. А я организую работу переговорной комиссии. Единственное… — Баграр притормозил у стеклянного шкафа и накинул образ привычного уже нам чернобородого дядьки. — Вот так отлично! Димка, остаёшься за старшего. Муша — не шалить!
Баграр хлопнул дверью в коридор. Ещё один, более глухой, хлопок отсёк его шаги, когда он скрылся в учебном зале.
Ну, и что тут делать, пока они свои договоры договаривают? Я блуждающим взглядом окинула комнату… и увидела, что Дмитрий Александрович, слегка улыбаясь, смотрит на меня. Кхм. Надо, наверное, быть вежливой?
— Знаешь… спасибо за… — я почувствовала, как кровь снова приливает к моим щекам, — за то, что помог мне правильно настроиться.
— Всегда рад помочь. Присядем? — цесаревич галантно повёл рукой в сторону того диванчика, с которого я недавно и поднялась. Самый презентабельный предмет для сидения в этой комнате. Как почти всё на корабле, диванчик был намертво прикручен к боковой стене комнаты, и размерами не особо велик, но всё же сидеть на нём можно было бы вполне чинно, не прижимаясь друг к другу. Кхм. Главное, вслух не кхымать, а то Дима ещё решит, что я какая-то больная… Боже, о чём я вообще думаю…